Список форумов СВВМИУ.ru СВВМИУ.ru
Всем выпускникам СВВМИУ (Голландия) и основателю сайта А. Другову посвящается
 
 ФотоальбомФотоальбом   Вопросы и ОтветыВопросы и Ответы   ПоискПоиск   ПользователиПользователи   ГруппыГруппы   ЧатЧат   РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 
Военно-Морской Флаг СССР

Кто видел в море корабли... Гл 11 ч 4

 
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов СВВМИУ.ru -> СВВМИУ - Читальный Зал
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
гарри


Возраст: 84
Зарегистрирован: 15.09.2014
Сообщения: 14
Откуда: Украина
Группы: Нет


СообщениеДобавлено: Вс, 05 Окт 2014, 10:15    Заголовок сообщения:  Кто видел в море корабли... Гл 11 ч 4 Ответить с цитатой

Глава 11 часть 4

Сигнал аварийной тревоги

Аварийная тревога – 25-30 коротких звуков звонком,
передается один раз, одновременно с сигналом
включаются ходовые огни и аварийные буи на мигание.
(приложение 2 к ст. 34 Корабельного Устава ВМФ)

На сорока метрах глубины сборный экипаж атомного корабля начал отрабатывать свои учебные задачи. Меняли ход, мощность реактора, глубину и курсы. Кое-как запусти-ли испарительную установку и довели качество питательной воды до необходимых для бидистиллята показателей. Как будто все входило в привычную норму.
Коки приготовили обед и командир объявил готовность номер два.
Одна смена вахтенных осталась у механизмов и в отсеках.
- Подвахтенным от мест отойти! Приготовиться к обеду!
- Центральный! Акустик, шум винтов, пеленг 30 градусов, дистанция пятнадцать кабельтовых.*
- Акустик! Классифицировать цель! - скомандовал Пергамент.
- Центральный! Акустик, цель надводная, предполагаю рыболовный траулер.
- Акустик! Докладывать элементы движения цели! - через пятнадцать минут на рабочей карте штурмана появилась загогулина в виде незаконченного эллипса. - Что за черт! Как он идет? Или рыбаки опять по пьянке штурвал веревкой привязали? - старпом запросил в центральный командира. Капанадзе долго изучал элементы движения цели на штурманской карте, переспрашивал акустика - не ошибся ли он. Нет, цель именно так и движется, но почему? И каковы будут ее последующие маневры? Подходит время всплытия на сеанс связи.
- Капитан- лейтенанта Соломина – в центральный пост!
- Соломин, ты в тюлькином флоте плавал?
- Так точно, товарищ командир! Еще до армии…
- А ну, глянь на карту, посмотри, как он идет! Что за круги он нарэзает? Как это понять?
- Товарищ командир! Скорее всего это рыболовный траулер кормового траления, - определил Соломин, разглядев кривую на штурманской карте, - он делает циркуляцию для лова трески или окуня, с тралом за кормой. Трал на ваерах метров 200 и надо держаться от него подальше, чтобы не зацепить снасти! Я так думаю.
- В жизни бы не догадался, - ругнулся “Шмага”, - век живи - век учись! Ну откуда мне знать эти тюлькины дела? Я не рыбак. И сколько он будет еще вертеться в этом полигоне? Неужели тресколовы не получили оповещение, что полигон закрыт? - отвернули кабельтов на сорок.
В кают- компании вестовые накрыли обед и старпом пригласил офицеров к столу.
- Эскулап, ты уже набросал в компот таблеток от баб, или проспал? – поинтересовался у доктора Ревеги ракетчик Борис Цыбешко, пробуя компот.
- Успею, не волнуйся! Ты же свои регламенты по ракетному комплексу делаешь? Не делал бы – взгрели! А я свои документы исполняю, - беззлобно огрызнулся Николай Иванович. За командирским столом Капанадзе рассказывал анекдот. Обед по автономному пайку в море был неплохой. Успели даже сухое вино погрузить и с удовольствием выпили по пятьдесят граммов. Сокрушался только Лисицын, которому эти пятьдесят были, как слону дробина. Внезапно среди обеденной тишины кают-компании, вина и командирского анекдота слух резанул прерывистый и тревожный перезвон аварийной тревоги. Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь! Началось!
- Аварийная тревога! Пожар в первом отсеке! - офицеры вскочили с мест, проверяя наличие у себя ПДУ* и ожидая дальнейших сообщений. Благодушное настроение слетело в один миг. Вахтенные немедленно задраили переборочные двери в первый и третий отсеки, но командир Капанадзе рванул в центральный пост, оттолкнув матроса на переборке.
- Горит ветошь в трюме первого отсека! – почему она там загорелась? Или кто-то помог? Во втором раскатали шланги ВПЛ* и в напряжении ожидали дальнейших сообщений. Через 2-3 минуту по трансляции раздалось:
- Потушен пожар в первом отсеке, отбой аварийной тревоги! – отпустило. Из первого отсека вывели пострадавшего, рулевого - сигнальщика матроса Сизича с обожженными руками и повели к доктору.
Ревега разложил комплект экстренной медицинской помощи, обработал обожженные руки Сизича и сделал перевязку.
Старпом Пергамент и механик Малых обследовали место возгорания.
В трюме, в умывальнике возле гальюна, чистоплотный матрос Сизич пытался отстирать свою замасленную робу. Для большей надежности использовал пластину регенерации, которая, как только попала в воду и на промасленную ткань, немедленно вспыхнула, а матрос с перепугу пытался затушить костер голыми руками. Отсек в дыму. Надо всплывать, чтобы провентилировать. Хорошо, что через несколько минут сеанс связи. Рулевой-сигнальщик Сизич родом из прикарпатского села под украинским Ивано-Франковском. Товарищи иногда интересовались:
- Сизич, а автомат под стрехой маешь, чи не маешь? – намекая на партизанское прошлое этих мест, на что рулевой - сигнальщик с украинской хитрецой отвечал:
- Город полываю олиею! - что в переводе с украинского означало, что оружие он закопал в огороде и поливает его маслом, чтобы не поржавело.
- Ну что, воин? Как ты сподобился стирать рэгэнэрацией? – допрашивал Капанадзе Сизича, - я бы понял, если бы это сдэлал Магомадов, он мыло от рэгэнэрции не отличает. Ты же нэ Магомадов! Ты вэд нэ первый год на лодке и знаешь, что такое рэгэнэрация…
- Я думал – визьму трошечки, тыщ командир!
- Значит, вдвойне виноват – знал и дэлал! Старпом, провести Сизича с забинтованными клэшнями по отсекам, пусть матросы полюбуются, чем кончается разгильдяйство! - и Сизича, как музейный экспонат, повели по отсекам.

*Пузырь в нос – команда на подачу ВВД в носовые цистерны главного балласта в аварийных ситуациях
** кабельтов – 1/10 морской мили, 185,2 м
*** ПДУ - портативное дыхательное устройстьво


Август на Большой земле.

В годы холодной войны экипажи 675
проекта почти не бывали дома.
Наплаванность доходила до 150-160
суток в год. Северный флот нес
дежурство в Атлантике и в Средиземном
море, а лодки Тихоокеанского флота
флота ходили в Тихий и Индийский океаны.
(Сюжет программы Смотр НТВ, март 2007г.)

Они сидели с мороженым и бокалами шампанского в летнем кафе на открытом воздухе под акациями. Бульвар большого южного города был наполнен деловитыми прохожими и беззаботными курортниками. Шелестя шинами, бежали городские троллейбусы с веселыми пассажирами. Звеня проносились трамваи. Солнце блестело в витринах магазинов и лужах недавнего скоротечного летнего дождя. Веяло ласковым ветром близкой бархатной осени и на душе было спокойно и умиротворенно. Южный Буг плескался теплой, нагретой еще жарким солнцем, водой.
- Настя, ты хорошо подумай, умоляю! Я остался прежний и отношение у меня к тебе то же, что и раньше. Даже несмотря на то, что ты уже шесть лет замужем. И мое предложение - в силе! Я пока не устал ждать и надеюсь, что с тебя спадет этот розовый романтический туман. Зачем тебе все это?
- Что – это, Борис? У меня сын!
- Ну, я имею в виду этот Север и твое там пребывание. Бесконечные тревоги, какая-то лихорадочная жизнь, беспокойство за мужа, за свое будущее, за будущее своего ребенка… Разве все это помогает тебе жить? Ты ведь фактически не живешь, ты – вечно ждешь! В конце концов, там для тебя и работы-то нет. Ты деградируешь, как специалист. А ведь ты закончила институт - экономика твоя специальность! Еще пару лет и на тебе, как инженере, можно будет поставить крест!
- Уже сейчас можно! - грустно отозвалась Настя.
- Ну вот, я и говорю – зачем это все тебе?
- Все не так просто, Борис, разве ты не понимаешь!
- Понимаю и знаю, что не просто. В жизни мало что бывает просто, но если захотеть… Ты же молодая женщина! Зачем запирать себя в четырех стенах, отказыватьcя от нормальной жизни, интересной работы, большого города с театрами. От всех этих простых человеческих радостей. Даже просто от этого кафе, где мы сидим, в конце концов…
- А Андрей?
- А что Андрей? Ты же видишь, как он к тебе относится. Для него вся жизнь в службе, а ты с Алешкой - бесплатное приложение. Нужно было жениться, он и женился. А зачем им семья, скажи мне, Настя? Они же дома не бывают. Дома они в гостях! Зачем им жены, зачем им дети…
- Не бывают, но они же не виноваты. Такая у них служба!
- Это у них… А тебе это зачем?
- Убедительно, - подумала Настя. Бобровские доводы удивительно ловко ложились на собственные сомнения.
И мама… А в Николаеве-то как хорошо, Настя любила родной город.
- Ну, сколько он бывает дома? У тебя сын растет без отца! Он его практически не видит и не знает, а мальчишке нужен мужчина. Что он там на службе-то делает, ты хоть знаешь?
- Ничего я не знаю и никто из жен этого не знает. Они служат на атомных лодках, но это так засекречено, что даже территория, где стоят их корабли, обнесена двумя рядами колючей проволоки с часовыми. Домой приходят редко, а когда приходят и собираются вместе - много пьют и говорят только о своей работе. А мы в ней ничего не понимаем. И что они делают - знать нам не положено! Плавают в море…, - долго гуляли в парке и только под вечер Настя в задумчивости рассталась с Борисом.
- А может он прав? - и в душе снова пробежал холодок к Андрею.

Торпедная атака

Давненько шторма не было такого,
Не ходишь, а летаешь кувырком…
/ Валерий Белозеров /


Четверо суток спать приходилось урывками. По 20 – 30 минут. Или в центральном посту - сидя, на всплытии на сеанс связи, когда непосредственно работой не занят, но вынужден быть на посту по боевой тревоге. Впрочем, ситуация типичная для начала плавания после длительной стоянки корабля в базе.
Техника застаивается в бездействии и, пока налаживается в рабочем режиме, человеческую норму сна получить никогда не удается. Только уснул и уже опять слышно по корабельной трансляции:
- Механика в центральный пост! – это командир. Где-то
что-то не заладилось и Капанадзе требует быть. Иногда по мелочам. Вошли в полигон учений и нащупали акустикой “врага” – крейсер Северного флота, который нужно атаковать учебной торпедой. На крейсере - штаб учений и заместитель командующего. Всплыли под перископ на сеанс связи. Подняли выдвижные устройства. Волны пятибалльного шторма Баренцевого моря ложили подводный ракетоносец в крен с борта на борт до 30 градусов. Появились укачавшиеся. В отсеках посыпалось все, что не успели или забыли закрепить. Корабль ухал и стонал, как живое существо и подводники передвигались в отсеках с трудом, цепляясь за трубопроводы и поручни. Сизича сняли с вахты на вертикальных рулях, где он двигал манипуляторы своими забинтованными руками, патриотично отказавшись от замены. Теперь он позеленел и взгляд его стал беспомощно - бессмысленным. Впрочем, не только у него. Сизича заменили вменяемым матросом Верховских.
Капанадзе крутился на перископе, визуально определяя элементы движения цели.
- Боевая тревога! Торпедная атака! Четвертый торпедный аппарат к выстрелу приготовить! Акустик, штурман! Докладывать пеленг на цель! Минер! Кулишин! Стреляем воздухом! В этой кутерьме они торпеду не найдут! - автомат вычислял элементы движения цели.
- Четвертый торпедный аппарат к выстрелу готов! – лодка выходила в точку залпа.
- Торпедный аппарат – товсь!... Пли! - упругий толчок и гигантский корпус вздрогнул. Это означало, что залп воздухом произведен. Штурман нанес на карту координаты, время торпедной атаки и начал набрасывать отчетную кальку.
- Торпеда вышла! - привычно доложил Кулишин, хотя стреляли воздухом.
- Боцман ! Ныряй на сорок метров! Опустить выдвижные! - боцман переложил горизонтальные рули на погружение и дифферент подводной лодки приближался к десяти градусам на нос, а стрелка глубиномера отсчитывала метры. 10, 15, 20, 25 метров. Турбины на малом ходу упрямо загоняли корабль в глубину. Качка начала стихать.
- Заклинило горизонтальные рули! – вдруг негромко и спокойно доложил боцман.
- Опять! – чертыхнулся Шарый. Командир Капанадзе еще держался за ручки перископа, когда он начал опускаться, а глубина погружения стремительно нарастала. 30, 35, 40, 50 метров.
- Не могу держать глубину, горизонтальные рули заклинило, - опять негромкий голос Гучкаса. Давление в системе гидравлики 75 атмосфер.
- Что это? Мэханик! - 60, 65,70, 75 метров. Рули не управляются. На глубиномере 75 метров Капанадзе спохватился и энергично скомандовал:
- Продуть балласт! - в эти секунды еще никто ничего не понял. Шарый даже не слышал всех докладов боцмана, наблюдая за давлением в системе гидравлики.
- Продуть балласт! - мичман Гудимов на станции аварийного продувания балласта отчаянно кричал Андрею:
- Помогите! - ему не хватало двух рук на четыре вентиля колонки аварийного продувания, чтобы выполнить команду. Шарый прыжком через механика бросился к вентилям, отметив про себя показания глубиномера - 75 метров (!), и они с Гудимовым на раз, два, три - одновременно открыли быстродействующие клапана аварийного продувания главного балласта. Воздух высокого давления загудел в трубах, с натужным гулом выжимая воду из балластных цистерн. Инерция погружения нехотя стала замед-ляться и 90 метров были последней точкой аварийного провала подводной лодки.
- Горизонтальные рули работают! - доложил боцман. На манометрах вновь было 100 атмосфер. Гучкас переложил рули на всплытие и пытался выполнить команду – держаться на сорока метрах. Поздно! Огромный корпус субмарины с одновременным продуванием всех балластных цистерн получил положительную плавучесть и, набирая инерцию, летел к поверхности, подгоняемый винтами гребных валов на ходу обеих турбин. Куда мы летим? Что там наверху? Мысли вихрем несутся в голове. Шарый с Гудимовым вцепились в маховики аварийного продувания до боли в руках, бисерины пота катились по их лицам, заливая глаза.
- Глубина места - сто сорок метров! - высунулся из штурманской рубки Петров. Спохватился, едрена корень! Чуть не влепились в дно!
У-у-у-х-х-х! – это громадный, в шесть тысяч тонн, подводный корабль вынырнул на поверхность Баренцева
моря среди шестибалльных волн и ветра.
- Пошел перископ! - в окуляры Капанадзе увидел отряд
кораблей Северного флота, участвовавших в учении и флагмана учения, крейсер!
Они застопорили ход “все вдруг” и подняли на стеньгах черные шары*. Лодка всплыла, нет – вырвалась из глубины моря в середине конвоя кораблей, как пробка из бутылки шампанского.
- Стоп машина! - скомандовал командир. Турбины – на “стоп” и лодка отчаянно завалилась на правый борт, поскольку всплыла лагом к волне. Опять все, что еще раньше не успело свалиться, с грохотом посыпалось на палубы отсеков
- Почему он не применил противоаварийный маневр - пузырь в нос и реверс турбинами? А если бы мы всплыли под крейсер? Хана обоим! - подумал Шарый и лихорадочно пробежал глазами по манометрам.
Запас воздуха всего - то 25%. Это просто ничего! Если сейчас погрузиться, то всплыть уже не удасться! Воздуха не хватит! Надо пускать компрессора!
- Тыщ командир! Флагман учений запрашивает по УКВ – что случилось? - высунулся из рубки радистов Могилевич.
- Передай - неисправность горизонтальных рулей и гидравлики!
- Есть! – передали. В центральном посту появился заспанный, с землистым от качки лицом, заместитель командира по политической части Илин.
- А что здесь происходит? - ему никто не ответил. Все были заняты своим делом и никто не стал докладывать обстановку любопытствующему заместителю. Покрутившись в центральноу посту и не найдя себе применения, Илин снова исчез. Наверное во второй отсек, на койку.
- Флагман запрашивает – что с аппаратами и радиационной обстановкой? - из своей рубки высунулся
связист Могилевич. Механик Малых выматерился:
- В Бога, в душу! У них по любому поводу – что с радиационной обстановкой? Вам же русским языком говорят – что-то с гидравликой, при чем здесь радиационная обстановка? Неучи, прости господи!
- Могилевич! Передай – радиационная обстановка в норме!
- Тыщ командир! Замкомфлот приказал – следовать в базу в надводном положении! Конец связи! – Капанадзе выругался. Отдраили верхний рубочный люк и командир, вахтенный офицер Сапрыкин и боцман, одевшись по - штормовому, вылезли наверх.
- Управление вертикальными рулями – на мостик! - корабль падал в бездну штормовых волн и судорожно, с дрожью карабкался на их вершины. Потом снова ухал вниз. Эти качели вывели из строя многих неопытных, не бывавших в море матросов. И даже некоторых офицеров. Передвигаться внутри можно было с трудом и только с акробатическими приемами, цепляясь за поручни, трубопроводы и за все, что попадалось под руку.
Но это еще можно было пережить – обычное дело для моря! Хуже всего то, что не успокаивался шторм и гигантские валы захлестывали корпус корабля, рубку и мостик.
Через шахту рубочного люка сверху в центральный отсек скатывались водопадом потоки воды и она уже гуляла по палубе, грозя залить электродвигатели, приборные щитки, аппаратуру и вызвать короткое замыкание.


*Шары, поднятые до нока, - машины застопорены; приспущены на 1-2 диаметра от нока - самый малый ход; поднятые на ѕ высоты от мостика до нока рея - малый ход; поднятые до Ѕ высоты между мостиком и ноком рея - средний ход; спущенные - полный ход

В базу

В базу, в базу, в базу, шепчет море за кормой,
Подмигнув зеленым глазом, в рубку плещется
волной. С берега по связи, получив приказ
Лодки возвращаются домой…
/ Н. Лактионов “В базу”/

С мостика спустился, согнутый пополам, боцман Гучкас. Его сломал налетевший на рубку водяной вал, а он не успел увернуться. Вацлава отвели во второй отсек к Ревеге. Доктор осмотрел - как будто ничего страшного, позвоночник цел. В базе проверят. Боцмана уложили на койку и привязали, чтобы его с ушибленной спиной не шевелило в этой болтанке. Командир Капанадзе, вахтенный офицер Кулишин и рулевой - сигнальщик Верховских одели прорезиненные химкомплекты и на мостике зацепились карабинами ремней за поручни. Шторм достиг уже семи баллов и лодка зарывалась в волну по самую рубку.
- Черт бы их побрал! - рычал Пергамент. - Дали переход надводным ходом, думали – безопаснее для нас, а нам разве легче? Нам бы на глубину и без этих качелей! – и он был прав. Подводникам привычнее на глубине. Они там лучше соображают.
- Центральный! - вызывал пятый отсек. - В трюме полно воды, почти под самые под пайолы!
- Трюм! - Шарый включил тумблер связи с трюмом. Никто не отозвался. Не дождавшись ответа, Андрей спустился вниз. Приписной трюмный специалист матрос Билялетдинов, сын казахских степей, сидел на средней палубе, привалившись спиной к щиту, и дремал с закрытыми глазами.
- Ты почему не в трюме?
- Там крыса, товарища командир! Я боюс!
- А ну – марш вниз! Запустить помпу на осушение пятого! Билялетдинов неохотно и боязливо спустился в трюм.
- Ну, прислали бойцов, мама моя родная! Повоюешь тут! - выругался Шарый.
Он передал вахту комдиву два Анисину и ушел во второй, чтобы перекимарить хотя бы полчаса. Едва голова коснулась подушки - вырубился. Но вздремнуть опять не удалось.
- Капитану 3 ранга Шарому прибыть в центральный пост! - раздалось из громкоговорителя и вахтенный второго отсека уже тряс Андрея за плечо. Снова неприятности - в центральном подорвали цистерну пресной воды, как раз под рубкой радистов.
- Как же так? Я ведь приказал не ставить на расход эту цистерну, даже вентиль опломбировал! - возмутился Шарый.
- Понимаете, Андрей, в системе не было пресной воды и коки пожаловались. Старпом ругался, что на корабле вечно нет воды, приказал немедленно дать. Ну, я и… сказал Билялетдинову…, - оправдывался “черный Анис”.
- Все ясно! Цистерна с водой под завязку, а там нет редуктора, понижающего давление воздуха. Сын степей открыл маховик и дал туда воздух давлением 35 килограмм! Еще бы, мать вашу за ногу!
- Билялетдинов! Тебе же, мудаку, сказали - эту цистерну на расход не ставить ни в коем случае! Говорили?
- Говорили мичмана Гудимова, да-а, - подтвердил Билялетдинов.
- Так почему ты дал туда воздух, сатана казахская?
- Мне приказала товарища вахтенный механика! - ну вот что с ним делать? И с Анисом? Убить? Или что? Учить казахский? Добраться бы до базы. Радисты Могилевича хлопотали с передатчиком, замятым обшивкой цистерны.
- Хоть вообще не уходи из центрального поста, - сокрушался Шарый. Спустившийся с мостика командир неприязненно покосился на Андрея, но ничего не сказал и полез смотреть разруху. Передатчик, слава Богу, оказался цел, и Пашкины “маркони” через полчаса ввели его в строй. Цистерну придется заваривать в базе. Время 19.30.
В 20.00 Шарый заступил на вахту


22.05

…Кого-то там клянут и в мать и в бога.
Тревога! Аварийная тревога! -
/ Е. Гулидов /

Поговорили с механиком и тот ушел по отсекам проверять вахту. Качка расслабила половину экипажа. Свободные от вахты завалились по койкам, углам и шхерам, безучастные к происходящему. На постах матросы стояли в раскоряку с мутными глазами, ухватившись обеими руками за поручни и трубопроводы - у кого что оказалось под рукой. Капанадзе ни за что не хотел уходить с мостика. Верхний рубочный люк прикрыли, чтобы не заливать центральный отсек. Менялись вахтенные офицеры. На ходовую вахту заступал капитан 2 ранга Цыбешко.
- Боб, смотри, чтобы тебя там ветром не сдуло! – напутствовал его Шарый. Командир БЧ-2 был высок и худощав.
- А ты не закатись под щиты, - хохотнул всегда жизнерадостный Борис и, натянув поверх канадки прорезиненный химкомплект, полез по трапу наверх. Кулишин сменился, спустился вниз, мокрый с головы до пят, и ушел в свой первый отсек. Старшина команды трюмных мичман Гудимов собирал тряпкой потоки воды в центральном посту. Старпом маялся в неловкости перед бессменным на мостике командиром.
- Товарищ командир, давайте я вас сменю! Отдохните хотя бы пару часов!
- Отстань, старпом, я скажу, когда надо будэт! Смотри, чтобы внизу все было в порядке. Постоянно провэряй с мэхаником вахту, чтобы никто нэ заснул в этой болтанке. У нас полкоманды таких морэманов, что только дэржис!!! - в штурманской рубке с картой работал Петров.
Штурманенок Рашников, утомившийся и укачавшийся, дрых тут же на диванчике. Штурман щадил своего молодого коллегу. В центральный пост пришел выспавшийся доктор Ревега.
- Николай Иванович, а ну-ка пройди тоже по отсекам, взбодри народ. Может у тебя есть таблетки от качки, раздай особо нуждающимся, - тут же приспособил доктора “Шмага”.
- Это мысль! Сейчас мы из них моряков сделаем, - доктор с картонной коробкой с аэроном пошел по отсекам.
Из рубки химика высунулся новый начальник службы вместо Сашки Крапивина – Арменак Саркисян. Смуглое лицо с национальной грустью в глазах, кудрявые, барашком, волосы. Прямо - Советский союз в миниатюре, а не экипаж!
- Ну ты там как, Арменак? – подмигнул ему Шарый.
- Терпимо, - отозвался химик. Давно не видели только “артиллериста”. Наверное, давит подушку, хлебнувши морской романтики с качелями пополам.
В 22.00 вахтенные из отсеков доложили, как обычно – отсек осмотрен, замечаний нет! В 22 часа ноль 5 минут, среди относительной тишины, скороговоркой тревожно замигала лампочка на переговорном устройстве! Срывающийся на фальцет голос из восьмого отсека по “Каштану” скороговоркой донес:
- Центральный! Аварийная тревога! Пожар в восьмом отсеке, горит станция турбогенератора правого борта!!! – и отсек отключился.
- Восьмой! Восьмой! – восьмой молчал. - Мостик! Пожар в восьмом отсеке, горит станция турбогенератора правого борта!
- Есть! Объявить аварийную тревогу! Докладывать обстановку! - тангентой звонка Гудимов подавал по кораблю сигнал аварийной тревоги – дзинь, дзинь, дзинь, дзинь, дзинь! Сколько эмоций он вызывает у всех, кто на корабле слышит его не первый раз. В сознание мгновенно проникают тревога и ожидание. Пока не объявят что случилось и пока не разберутся! С первого раза этого состояния не понять !
- Пульт! Донцов, доложи, что там? - Шарый запрашивал пульт ГЭУ в восьмом отсеке.
- Станция турбогенератора! Она еще горит… дыма много, дышать нечем, включаемся в средства! - и далее звуки речи стали невнятными. Наверное Донцов включился в дыхательный аппарат. Что-то пытался кричать с пульта управления командир дивизиона Слава Соломин, но что именно разобрать не удалось. Электрическая нагрузка с турбогенератора “упала” на аккумуляторную батарею, мигнули лампы освещения.
Из восьмого по включенному “Каштану” были слышны звуки, похожие на гудение электродуговой сварки, шипение и крики. Вахтенные не откликались. Они боролись с пожаром. Боролись за свою жизнь и за жизнь корабля. А всего три минуты назад ничто не предвещало беды… Воздушные компрессора пришлось остановить – не хватало электрической мощности. Запас воздуха высокого давления всего-то тридцать процентов! А подводная лодка без воздуха высокого давления – груда металла. С мостика кричали:
- Центральный! Доложить обстановку! – неизвестность хуже всего. Но докладывать было нечего. Восьмой не отзывался. Из девятого матрос Фархутдинов через маску дыхательного аппарата сообщил, что отсек сильно задымлен, поскольку оказался открытым клинкет вытяжной вентиляции в сторону аварийного. Есть пострадавшие, с ними врач Ревега Едва разобрали, скорее – догадались.. Он тоже оказался в девятом. А где механик?
- Центральный! Пожар в шестом отсеке, горит электродвигатель циркуляционного насоса! – доложил из шестого Гриша Миронюк. Шестой отсек – реакторный! - Ничего - потушим! - заверил опытный старшина.
- Центральный! Я бросаю аварийную защиту реактора! – наверное сорвал с себя маску управленец Донцов, чтобы доклад его был слышен. Зачем ты снял маску, Коля? - и снова из громкоговорителя, включенного на восьмой, были слышны звуки аварии – шипение, стуки, гудение еще работающих механизмов и неразборчивые крики.
И вдруг кто-то с пульта, хрипя и задыхаясь, с натугой донес совсем неожиданное и ужасное:
- Кончается кислород! Больше нету… про…щайте, ребята. Не поминайте ли…, - и все! - в центральном посту оцепенели, как – прощайте? Как – все?
- Мы остались без хода! Мостик! Сбросили аварийную защиту реактора правого борта! - вниз спустился командир Капанадзе. Он пытался сам связаться с восьмым, но у него ничего не получилось. Пергамент, напялив на себя штормовку, полез на мостик. Открывали рубочный люк, сверху хлынул поток воды и в центральном опять загуляла река.
- Потушен пожар в шестом отсеке! - доложил из реакторного Миронюк.
- Добро! - корабль, оставшийся без хода, бешено и беспорядочно мотало гигантскими волнами. Кораблю нужен ход! Нужно держать носом на волну!
- Ну что там у вас? - запрашивал Капанадзе восьмой отсек. Оттуда что-то отвечали, но разобрать было невозможно.
- Может дать туда ЛОХ*? – спросил командир.
- Фреон в аварийный отсек давать нельзя, мы не знаем все ли там включились в изолирующие противогазы, - заметил Шарый и подумал - а кто не включился тот уже отравился угарным газом.
Старший на вахте, командир группы электриков, лейтенант Творожин через маску дыхательного аппарата что-то пытался сказать, но разобрать было невозможно – сплошное мычание.
- Фреон в восьмой давать нельзя! – повторил Шарый.
Анисин был в десятом, но переборки задраены и попасть в восьмой он уже не мог. Запрашивали с мостика:
- Центральный, обстановку докладывайте постоянно! - что докладывать-то? Предположения? Реальность хуже некуда - хода нет, шторм крепчает, в перископ уже виден отвесный скалистый берег. Несколько минут прошло в томительном ожидании докладов из восьмого отсека. Шарый опросил по связи все остальные. Кроме восьмого, девятого и шестого обстановка была нормальной. Седьмой, турбинный, правда, запаривало. Тумблер “Каштана” постоянно включен на восьмой, откуда были слышны приглушенные крики и стук. Наконец, удалось разобрать:
- Потушен пожар в восьмом отсеке! Станция обесточена! - надо вентилировать, чтобы спасти людей, которые, возможно, не успели включиться в дыхательные аппараты. Собрали систему вентиляции и запустили вдувной и вытяжной вентиляторы. В центральном посту появился запах гари.
Минут через двадцать снарядили аварийную партию.
В нее вошли Андрей Шарый, как старший, химик Саркисян с прибором контроля газового состава, матрос – санитар Верховских и трюмный Шмаков. В аварийном отсеке, залитом пеной системы пожаротушения и закопченом сажей пожара, обнаружили грязных и чорных от копоти лейтенанта Творожина с вывихнутой рукой и матроса - электрика Свистунова в обожженной до лохмотьев робе, обессиленно сидевших на палубе отсека прямо в луже огнегасителя.
На пульте энергетической установки, неловко завалившись с бокового кресла к приборному щиту, лежал командир дивизиона Слава Соломин. Он был в изолирующем аппарате и Шарый пытался нащупать пульсацию сонной артерии. Но пульса не было. Неужели…? Донцов без дыхательного аппарата сидел в кресле, упав лицом на панель управления. И он уже не дышал… Лисицын был в маске изолирующего противогаза, но в ступоре и от стресса никак не хотел ее снимать. Содрали силой.
- Ввести реактор левого борта не могу – он в йодной яме… Выработка… ИП-46… ИП-46…, - взгляд его ошалелых глаз шарил по приборам, - я не могу, не могу… Да пошли вы все!
- Все ты можешь, Тимоша, можешь, - тормошил управленца Шарый, - командуй Миронюку и своeму КиПовцу – пусть снимут конечные выключатели компенсирующей решетки, там еще 130 миллиметров до верху!
- Тяни решетку и реактор пойдет. Пойдет! – Андрей три года был командиром реакторного отсека и хорошо знал оборудование.
- В аппаратной радиация, Гришка же облучится! - упирался Лисицын, но старшина 1 статьи Григорий Миронюк все же отключил концевики и реактор пошел. Соломина и Донцова перенесли во второй отсек, пытались делать искусственное дыхание и массаж сердца. Но - тщетно… Оба они были уже без признаков жизни… Не хотелось в это верить, ведь совсем недавно они…
В течение двадцати минут вентиляции удалось кое-как нормализовать атмосферу в восьмом отсеке.
- Доктора не удается привести в сознание! – кричал из девятого отсека механик. Неужели еще и доктор…
- Выносите его в центральный! Осмотреться в отсеках ! - может еще кто-то не успел включиться в дыхательный аппарат.

*ЛОХ – аббревиатура - лодочная объемная химическая система пожаротушения


На Большой земле

Ей стало ясно, что не мужа ждет,
А лишь конца скитаньям и разлукам…
/ Вадим Валунский /

- Пожалуй пора собираться и ехать на Север, - размышляла Настя, - закончился август. Пора. От Андрея никаких известий. Опять началась игра в молчанку! Нужно решить, что делать с Алешкой. В сентябре ему в первый класс. Пожалуй, лучше его оставить у мамы. Она и сама просила, потому что вышла на пенсию и страшилась вынужденного теперь безделья.
Отец, Владимир Петрович, еще работал в НИИ, где и Бобровский. К тому же Елизавета Ивановна преподаватель и ей будет интересно заняться первоклассником, своим любимым внуком. И сыну лучше в южном городе с хорошим климатом – меньше болеть будет. Осень здесь прекрасная – в разгаре фруктовые базары, а с фруктами - витамины. Маме не будет скучно. Она очень любит мальчишку! А вот Андрей относится к сыну не так, как хотелось бы Насте. Ей казалось - равнодушно. И это обстоятельство тоже укладывалось в ее сомнения и являлось предметом бесконечных споров и ссор.
Впрочем, Настя хитрила сама с собой. На самом деле ей хотелось оставить за собой моральное право в любое время вырваться с Севера проведать ребенка.
Свои внутренние сомнения, на уровне подсознания, и навеянные после разговоров с Борисом убедительные доводы, складывались с маминым красноречивым молчанием и частым упоминанием имени Бобровского. Чаще, чем Шарого. Наступил классический кризис семейных отношений, какой бывает на шестой - седьмой год совместной жизни, как утверждают психологи и социологи. Не наступило пока только ясное его осознание.
Борис бывал часто. Неизменно внимательный и галантный, он приносил цветы и мелкие сувениры Елизавете Ивановне. И ей это было приятно.
Наконец, решение принято – ребенок остается у бабушки и идет в первый класс. Благо – школа напротив. Выезд на Север Настя запланировала на 10 сентября и взяла билеты. Никаких известий от мужа она так и не получила.
Какой невнимательный!

22.05 (продолжение)

Какая бы волна их не качала,
В какой бы ни брели они дали,
Все корабли прикованы к причалу,
Сердцами тех, кто водит корабли…
( Е. Гулидов )

Командир Капанадзе, механик Малых, старпом Пергамент и Андрей Шарый в центральном посту обсудили обстановку.
Доктора Ревегу вынесли из задымленого девятого отсека, пена была на его губах и лицо почернело от дымной сажи горевшей резины и пластика. Он судорожно дышал. Спасти медика могла только кислородная барокамера.
Но ее не было! И до базы еще сто пятьдесят миль.
Майор медицинской службы Николай Иванович Ревега надел маску своего дыхательного аппарата рулевому- сигнальщику Сизичу, который не смог натянуть ее своими обожженными руками. Разве доктор думал, что идет на верную смерть? Закрывал ли он собой “амбразуру”, чувствуя себя героем? Наверное нет. Чувство самосохранения у него было, как у всех нормальных людей. Просто он не смог бросить больного матроса! Наверное, по каким - то своим собственным внутренним убеждениям… Но этого мы теперь не узнаем уже никогда…
- А как же вы? – прохрипел задыхающийся Сизич.
- Я знаю, что делаю! За меня не волнуйся, - но минут через десять его потяжелевшее тело навалилось на моряка. Доктор потерял сознание, потому что в его аппарате, который он потом нашел для себя, не было дыхательной смеси. Как у Славы Соломина и Коли Донцова. Все оказалось так неожиданно, ужасно и… просто. Сначала доктор с пеной на губах и синюшным лицом, подавал слабые признаки жизни, ловя воздух посиневшими губами. Химик Саркисян делал ему искусственное дыхание и массаж сердца, а Сизич направлял в лицо струю кислорода из аппарата. Но, несмотря на все усилия, судорожное дыхание его становилось все реже и реже. Наконец, оно прекратилось совсем и пульс больше не прощупывался. Конец…
О потерях доложили командиру. Обычно смуглое лицо Капанадзе стало серым. Матроса от пережитого стресса бил потрясающий озноб. Он сидел у бездыханного тела корабельного врача и судорожно рыдал, размазывая слезы по закопченому лицу руками в грязных бинтах. Рядом лежали тела тех, кто еще всего два часа назад были Соломиным и Донцовым. Минер Кулишин накрыл их одеялами.
В восьмом отсеке в закутке между механизмами по правому борту обнаружили еще одного погибшего - матроса Большакова. Этот - из прикомандированных. Свободный от вахты, он спал там и погиб, так и не успев окончательно проснуться. Рядом с ним лежал дыхательный аппарат, которым он пытался воспользоваться, но баллоны его тоже оказались пусты. Тяжелый угарный газ, опустившись вниз, до самого трюма, сделал свое смертоносное дело раньше, чем моряк успел что-нибудь со сна сообразить…Тимофея Лисицина привели в чувство с большим трудом. Он был еще в ступоре, но реактор все же ввел.
- Я пытался…, два дыхательных аппарата…, и оба - без кислорода… Но потом - повезло… Попался исправный.... Донцову не… у него…, а где Соломин…, - а было ли время проверять спасательное снаряжение и пополнять баллоны дыхательной смесью? Трое суток… на авось…
- Центральный! Аварийная тревога, пожар в реакторном отсеке! Горит электродвигатель цируляционного насоса! – жизнерадостно доложил из реакторного отсека старшина команды Миронюк. - Даже не пожар – возгорание. Короткое замыкание, в отсеке влажно! Потушим! - оптимистично заверил центральный пост Григорий.
- Центральный! Заглушил реактор левого борта! – это с пульта ГЭУ Лисицын. Снова потеряли ход. И опять огромный корпус атомного корабля начало сносить на отвесный скалистый берег Кольского полуострова.
Мыс Харлов, мыс Харлов наша могила… Белую пелену гигантского прибоя видно в окуляры поднятого перископа. В пятом запустили дизель и Анисин с электриками, приняв в электросеть питание от дизель-генератора, включил гребной электродвигатель левого борта на винт. Корабль стал управляемым и начал движение, пытаясь уйти от опасной близости скалистого берега. На душе временно стало легче, но на оборудовании и электроприборах появились потеки воды, угрожая вновь короткими замыканиями в электросетях.
Обстановка в отсеках ухудшалась – их запаривало.
- Командир! До берега 25 кабельтовых! – тревожный доклад из штурманской рубки.
- Лис! Вводи реактор левого борта! Дай кораблю ход! Мы лезем на берег! - хрипел Шарый в “Каштан,” пытаясь убедить Лисицына.
- Я не буду вводить, - истерично откликался с пульта Тимофей, - реактор в йодной яме, а в реакторном пожар! Мы погубим людей! – управленец с пульта не мог видеть мыс Харлов и белую полосу прибоя… Он сосредоточился на своих проблемах. Командир и механик кинулись на пульт ГЭУ. Через минуту Капанадзе сообщил оттуда в центральный пост:
- Поддерживаю решение Лисицына, реактор вводить не будем!
- Почему? - вырвалось у Шарого. - Владимир Константинович, - кричал он механику, - у нас же нет хода! - отсеки опять начали запариваться. Там стало влажно и жарко. Высунулся из своей рубки штурман Петров:
- Тыщ командир! Дистанция до берега двадцать кабельтовых. Ветер и волна с моря нас сносят на скалы.
Нашего хода одним гребным не хватает, чтобы оттолкнуться!
- Этого нам еще нэдоставало! Гребаные мэханики, вы дадите мнэ ход?
- Монтируем кабельную перемычку на правом борту, чтобы запустить второй гребной электродвигатель на винт! - доложил Малых.
- Надеть спасательные жилеты! - скомандовал командир. - Штурман, доложишь, когда останется десять кабельтовых, я брошу якорь!
- Товарищ командир! Грунт скальный и наш двухтонный не возьмет!
- Останется пять кабельтовых - лягу на грунт!
- Глубина семдесят метров! – уточнил Петров.
- Товарищ командир! - встрепенулся Шарый. - Мы же не всплывем! У нас воздуха не хватит! У нас его просто нету!- - под ложечкой засосало.
- Нас поднимут!
- На моей памяти еще никого не подняли, товарищ командир! - но Капанадзе не слушал. Или не слышал… Или не хотел слышать…
- Зама и шифровальщика в центральный пост! - в центральный прибыли заспанные заместитель командира по политической части Илин и шифровальщик Осередько.
- А что случилось? – виновато спросил “артиллерист”, цепляясь за поручень и разглаживая ладонями мятое лицо.
- Приготовьте аварийный сигнал. Могилевич, как только будет готово – дашь радио в эфир!
- Товарищ командир, но ведь это же…, - Илин хотел сказать – конец вашей карьере, но запнулся.
- Нэ вижу другого выхода! Нужно спасать экипаж! – сказал Капанадзе. Все молчали. Скалистый берег с бешеным прибоем медленно, но неумолимо приближался. Шарый представил себе на секунду возможный удар, когда расстояние между кораблем и скалой станет равным нулю, но додумать дальнейшее не смог… Подсознательно не хотелось додумывать…
Через два часа в районе появилась атомная лодка.
Еще через час – плавбаза и крейсер, бывшая учебная цель. Правда, реально помочь они вряд ли могли – буксир в этом шторме завести невозможно. Разве что… потом собирать по морю фигуры в оранжевых жилетах. Да и то! Но на некоторое время морально стало легче. Рядом свои! Подошедшая лодка ходила кругами. Командир по УКВ доложил флагману обстановку и потери.
- Почему не вводите реакторы? – запросили с крейсера.
- Аппараты в йодной ямэ, активная зона выработана и ввэсти их нэвозможно! - ответил Капанадзе.
- Ой, как ты не прав, Гиви Васильевич! - подумал Шарый, но промолчал.
- Мне бы сюда этого… Калисатова! – пробормотал Капанадзе.
Еще тридцать минут томительного и тревожного ожидания и, наконец, механик Малых из восьмого доложил, что кабельную перемычку смонтировали и запустили второй гребной электродвигатель на винт. Корабль начал уверенно и помалу отходить от коварного берега.
Двое суток перехода до базы ходом в пять узлов прошли относительно спокойно. Кроме необходимых докладов и команд, других разговоров на лодке не было. Только хмурое молчание. Старались не встречаться друг с другом взглядами, будто каждый чувствовал свою долю вины в гибели товарищей. Поднялись укачавшиеся и, кажется, больше никто не чувствовал качки. Притупилось ее проявление. Никто не спал и не вспоминал о еде...
Это - стресс!


(Читай продолж. Глава 12 часть 4 )
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Отправить e-mail Skype Name
Показать сообщения:   
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов СВВМИУ.ru -> СВВМИУ - Читальный Зал Часовой пояс: GMT + 3
Страница 1 из 1

 
Перейти:  
Сохранить тему
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах


Powered by phpBB © 2001, 2005 phpBB Group
Русская поддержка phpBB