СВВМИУ.ru

[Андрей Парсаданов]

Юра, или как мы его звали- Юрок, лежал в Севастопольском госпитале, придя в себя, никого не узнавал, ни родителей, ни нас. Было это жутковато. После всего этого временами создавалось впечатление, что у него пропадает память. Хороший был парень, безобидный, невредный и неподлый. Карандышева помню только по фамилии.







Отведав капель датского короля, беззаботно ищем приключений у Тотлебена на Историке. Справа налево- Юра Чебаненко, Юра Трошин, Парсаданов. За мой "Зоркий" держится Миша Наумов. С Юрой Чебаненко попали в один экипаж, он- четвертым управленцем- командир седьмого- БП-65, я- И КИП ГЭУ, и все боевые тревоги- наши. Потом он перевелся в Черновцы военпредом, и с концами. Кто что знает- напишите. А еще с нами служил Шура Спиридонов: "Мммаладдой аллень! Только руки меняй!"
_________________
Когда я служил под знаменами герцога КУМ-БЕР-ЛЕН-СКА-ВА!!!

[Иван Лукашенко]

[Андрей Парсаданов]

Ваня, одно другому не мешает, а поддерживает.
_________________
Когда я служил под знаменами герцога КУМ-БЕР-ЛЕН-СКА-ВА!!!

[Иван Лукашенко]

[Андрей Парсаданов]

Поздравляю тысячного посетителя темы. Надеюсь, зашедший сюда не помрет от скуки, как на просмотре знаменитого многосерийного докфильма Торндайков "Русское чудо", куда нас, всей 20-ой киевской школой, в маленький душный сарайчик кинотеатра "Колос", что имел место быть между Валами у Житнего рынка, загоняли под звон и скрежет заворачивающих трамваев, как баранов на стрижку.
Спасибо и всего хорошего.
_________________
Когда я служил под знаменами герцога КУМ-БЕР-ЛЕН-СКА-ВА!!!

[Андрей Парсаданов]

А это мы перед "чебуреками" и Тотлебеном, справа налево- Миша Наумов, Юра Чебаненко, Юра Трошин. Сейчас мы пойдем в другой конец Артбухты, и встанем в очередь в "Рыбий глаз". За нами встанут прилично одетые флегматичный мужчина и кокетливая дама, слегка навеселе. Дама затеет с нами разговор о том, какие формы западная сексуальная революция принимает в курсантской среде. Двусмысленный и полный намеков. Мужик абсолютно спокойно предложит ей прекратить выпендреж. А мы попадем в неловкое положение- молчать неудобно, ответить нечем. Мадам горько посетует на возраст- не желает молодежь общаться со старухой... Мой товарищ ее "утешит"- дело не в возрасте, вот у моего знакомого любовнице сорок пять, и ничего. Дама страшно оживится, округлит глаза и на полном серьезе спросит:
-Дааа?! А мне- всего сорок! Может, он и меня вы*бет?
Очередь дружно заржет, мужик спокойно развернется и неторопливо пойдет в сторону "Ивушки". Мадам быстренько объяснит стоящим за ней что они только на минутку, сейчас подойдут, и цокая каблучками, пойдет за своим невозмутимым ненаглядным, объясняя ему на всю площадь, что он всего-навсего ревнивый придурок. В очередь они уже не вернутся, а народ будет посмеиваться и комментировать ситуацию и сидя за столиками в аквариуме...
_________________
Когда я служил под знаменами герцога КУМ-БЕР-ЛЕН-СКА-ВА!!!

[Иван Лукашенко]

[Андрей Парсаданов]

Четверо, Ваня, четверо- фотографа за человека не считаешь...
_________________
Когда я служил под знаменами герцога КУМ-БЕР-ЛЕН-СКА-ВА!!!

[Иван Лукашенко]

[Андрей Парсаданов]

…Tanna Linna. Он же ранее Колывань, затем Ревель, в описываемое время Тал-лин, он же потом Таллинн. 1976 год от РХ. Внутренний дворик маленькой ры-бацкой гостинички «Нептун». В диком еврейско-армянском галдеже неприличной беспредельщицкой драки без правил и жалости над двумя контейнерами с ресторанными отходами, белопенной, мошеннически огромной шапкой над кружкой пива в привокзальном буфете, злобно кипят гордые чайки. Невольно припомнился не бородатый, опенснёванный ехидненький туберкулезный не-большевик пессимист-ялтинец Антоша Чехонте, а другой небольшевик-туберкулезник, мирно писяющий под себя мочой дорогой мадерцы в заполярных Аляссио, Сорренто и Капри. Изможденный и оголодавший, окруженный странной свитосворой певец дна и его окрестностей, одинокий подвыпивший богочеловек Дука Ляксей Максимыч, у которого из далекой Рабоче-Крестьянской Страны, мечты всей его нищей Горькой жизни, ехидненько интересовалось хамоватое Облако В Штанах:

Алексей Максимыч, из-под Ваших стекол
Виден Вам еще парящий Сокол?

Прозвище Дука до некоторых пор казалось мне чем-то шутливым, бессмыслен-ным набором буковок типа бяки-буки. Но потом всплыл трофейный итальянский крузарро, ухитрившийся побывать у нас и «Сталинградом» и «Керчью», а до то-го- «Эммануэле Филиберто Дука Д’Аоста», проходивший вскользь в литературе по подрыву «Новороссийска». Опять же- ватиканский «Сала дуката». Опять же- денежка дукат. Оказалось, «дука»- по-итальянски герцог, и пролетарского вест-ника долгожданной революционной бури, его исключительно нерабочекрестьян-ское окружение именовало довольно аристократично. А буревестнику социаль-ного равенства и соколу рабочекрестьянского братства это пингвинское обраще-ние нравилось ужасно. Даже толстый сменовеховец Толстой, по полуофициаль-ному прозвищу Рабоче-крестьянский граф, и граф на самом деле, по происхож-дению, остался далеко позади. А ведь такой же любимец Власти, и тоже Ляксей, но Николаич.
Приглядевшись повнимательней к жизненным реалиям послерэволюцiонных пор Страны Советов, можно было заметить, что Власть, официально отменив титулы, чины и звания, тут же обросла неофициальными, но от этого не менее реальными и могущественными прынцами, герцогами, баронами и королями. Например, коммунист Кабаков (а кто сейчас его помнит?), считался «Большевистским вице- королем Урала». Более того, похоже, он и сам себя простодушно считал таковым, напрочь позабыв, как еще недавно питался с газетки простецкой селедочкой, ко-торую, сам себе нарезал перочинным ножичком. Неочищеную и непотрошеную. Вот пахло-то от ножичка… И от рук. Да не просто пикантно, но еще и долго. Коммунист Малышев носил титул князя Танкоградского. Старшой лийтинант Светлова из «Небесного тихохода» именовалась королем камуфляжа. Ну, типа генерал от инфантерии. Правда, почему король, а не королева- неясно. Очевидно, совгеральдисты напряглись поздновато, но потом учли казус и сделали правиль-ные выводы- актриса-комсомолочка Румянцева лихо изображала уже не короля, а королеву бензоколонки в одноименном фильме (не путать с «Королевой Шантек-лера»-

У советских- собственная гордость-
На буржуев смотрим свысока!).

Как изображала, обсуждать не будем, как и реальность сюжетных линий фильма и его художественный уровень. Бессмысленно требовать от людей больше, чем они могут: на бесптичье и жопа- соловей.
А чтобы предостеречь своих королей, графов и вице-королей от неумеренных аппетитов и жажд, приходящих во время еды немытыми руками нечищеной де-шевой селедочки, Власть, своими придворными пиитами пророчески предупре-ждала местных перегибщиков от опасных головокружений, вызванных ошеломи-тельными успехами своей личной жизни, почему-то значительно опережавших успехи служебные:

И, если требуя долг с Октября,
Ты требуешь графских прав,
Мы вскинем винты,
И шлепнем тебя,
Рабоче-крестьянский граф.

Придворные пииты почему-то стеснялись своих придворных фамилий и охотно становились Бедными, Светловыми и Веселыми. Большинство же новоиспеченых аристократов от прилавка, сохи и метлы не прислушивались к бряцанию прозор-ливых лирников, высокомерно считая, что удел искусства, принадлежащего про-стому народу- судить о жизни не выше сапожка. Начальника. Но не как сапожни-ку- по Иван Андреичу, а по Владим Владимычу- как лизнуть. И прежестоко ошиблись- ведь поэт в России- больше чем поэт.
Поэт (подзабыл его фомилиё), на чей стишок я так легкомысленно сослался, знал, о чем писал, будучи женат на дочери партийного барона (и баронскую фамилию не припомню). Но нет пророка в своем Отечестве, и тестюшка легкомысленно пропустил мимо ушей предупреждение зятька, лихо оседлавшего Красного Пега-са на предмет его купания в шампенском с ананасами. Петров-Водкин-Лотарев. Наверное, посчитал его обычным пиитическим глухаризм-тетеревизмом (не пу-тать с вейсманизм-морганизмом) очередного Манд Эль-Штамма. И очень зря. А поскольку Богоподобный, имея незаконченное среднее христианское образование, исповедовал тем не менее самое крутое язычество, то, незлобиво отпуская кого-либо из своих недавних вице-королей с Б*гом со Христовым в Путь Всея Земли, с тем, чтобы неофиту Того Света («…лутшы нету Таво Свету!»- захлебывались от полноты чувств зажиточные бедные придворовы) не скучалось в Пути, и не было простоя при приеме на ПМЖ, отправлял вместе с ним вместо обола Петра не только совершеннолетних королевских родичей и приближенных, но и знакомых. Питие Чаши несовершеннолетними гуманно откладывалось до их со-вершеннолетия- все должно быть по Закону. Почему-то никто не горел составить приятную компанию своему вчерашнему родичу, другу и благодетелю. И не до-жидаясь никаких петухов, ни первых, ни седьмых, дружно отрекались от старого и старались тщательно отряхнуть его прах со своих ног. Впрочем, не всегда удачно, ведь новому вину- новые мехи. Не припомню, чем кончила дочь партба-рона, отрекся ли от нее поэт, отреклись ли они от папы-тестя, не помню. Сам же поэт оказался везунцом и ухитрился тихо и благополучно погибнуть на фронте вместе с вечной памятью о себе.
Для подчиненного же (с точки зрения Начальника) высшая почесть и боже-ственное везение- жопный поцелуй Начальнику. Подняться выше- не моги, по-тому что все должно происходить в подобострастном поклоне.

Рвать цветы легко и просто
Людям маленького роста.
А тому, кто так высок
Нелегко сорвать цветок…

Американский президент, Линдон Бейнс Джонсон, в кругу своих близких со-трудников, с огромным знанием дела рассуждал об этом высоком предмете, свя-зывая его непосредственно с преданностью подчиненного. И ему можно верить- ведь он добросовестно дошел от никого до высшего государственного поста. Возможно, большую роль в этом сыграло его знание жизни и его личная предан-ность. Идеям гуманизма, конечно. Так вот, он поучал своих преданных:
-Нужна не преданность вообще, а такая, когда на виду многотысятных масс не просто лобзают зад начальника, но еще и восторженно восклицают при этом: «Благоухает, как роза!».
Правда, маленькая закавыка- люди так называемого Искусства, при всей своей, не скажем- продажности, деликатно назовем это свойство загадочным космопо-литическим словом- ангажированность, почему-то робеют прославить в веках свое имя, реально, привселюдно и навечно обозначив процесс верноподданиче-ского поцелуя. Например, «Сашя с Уралмашя» благоговейно лобызал Божество не в сапожок или куда еще, а скромненько, в плечико. Не американец, чай. Но Время, этот продажный гермафродит империализьма (не путать с такой же про-дажной девкой Кабэрнэтикэ), обладает определенной текучестью, и после кончи-ны Богуравного, менее удачливые коллеги Бориньки, нагло отталкивая «Сашю с Уралмашя» от кормушки, много лет нудно измывались над его поцелуйным об-рядом, называя свое тогдашнее завистливое невезение высокой порядочностью. Что бы они пели, выбери режиссеры их и сверши сей обряд по-американски. Ужас.
А вот Николаичу-Нидвораичу, увы, оказалось невпротык приподняться повыше в глазах окружающих его строителей Коммунизма

Коммунизм - это молодость мира,
И его возводить молодым!
… Всех перекрыло чадунюшко Дуки, и это правильно. Ведь дети должны идти дальше родителей. Рано облысевшего ни к чему не пригодного сынка менестреля дна, варваров, дачников, врагов, мещан и друга явреив, тяготеющего к добротной пище, утонченному антиквариату и аристократическому интиму в объятиях по-тасканных шпиенами, чекистами и писателями всех мастей и национальностей якобы де баронесс, официальных жен никогда не виданных ими в глаза педера-стов; специалистов, любителей и охотников комфортной езды в каретах прошлого в светлое сытое будущее за чужой счет, поднаторевшие одновременно в стол-бовых книгах и социалистической действительности «благородные» происхож-дением желудочно-кишечные прилипалы папеньки величали Советским Принцем. Нет, вру. Сын-спортсмэн-автомобилист обладал утонченным вкусом- на его жену неровно дышал не только его сластолюбивый Дука-папахен, мало того, на нее положил свой зоркий (не путать с фотоаппаратом) могущественный глаз не кто либо, а сам Великий Инквизитор коммунист Гейдрих Ягода. Что якобы и по-служило причиной туманно-ураганной смерти Принца, лучшего друга благород-ного фармацевта Генриха. Третий лишний.
Уйди с дороги, такой закон-
Третий должен уйти.

Но если его дядя, глава первого в мире Государства Рабочих и Крестьян, това-рищ Яков-Макс вошел в Мировую Историю своим личным сейфом с джентль-менским набором тертого практика-переворотчика, как-то: ворох дензнаков, гру-да паспортов, гора золота в монетах и 708 (семьсот восемь) ювелирных изделий, в том числе и с драгкамнями, то его племяш Гейнрих оказался высоким Романти-ком. Интима. Перестроечные СМИ, публикуя выдержки из протокола обыска личного имущества Железного Наркома, не возбудили пресыщенного читателя перечнем ящиков с подтяжками, шингалетами, запонками и дверными замками. Ни брюликов, злата-серебра-бронзы, ковров, картин, кож шевро, аккордеонов ху-дожественной выделки, ни коллекционных охотничьих ружей. А богатейшая вы-сокохудожественная подборка, мягко выражаясь, крутой ерротики (по тем вре-менам- довольно подсудное хобби). Венец коллекции- доверенный зам. по особо важным делам- искусственный мущинский генитал, выполненый, как и положено у большевиков-марксистов-ленинцев-сталинцев, в духе лучших традиций социа-листического реализма.
Вот так. Одно слово - Волховстрой кишечнополостный. Интересны индивиду-альные жизненные пути как самих Волховстроев, так и ихних прилипал и кура-торов? Плиз. Из Волховстроев только Рабоче-крестьянский граф удостоился ви-димости естественной кончины, по причинам кончин иных Волховстроев и их близких мир ломает в споре копья уже 70 лет, и конца-края процесса не видать. А изо всех прилипал уцелела, относительно успешно, небрезгливо и без малейших комплексов извалявшись на виду всего мира в различном космополитическом дерьме и предусмотрительно отсидевшись на разнообразных, но исключительно нужных в текущий момент времени заграничных и отечественных номенклатур-ных херах, тоже только одна, самая хитрожопая хамелеонокамбала. Пережив всех- и Волховстроев, и прилипал, и кураторов. По принципу: и ртом, и жопой, и нашим и вашим споем и попляшем. Остальные, после кончин Принца и Дуки (в которых принимали активнейшее и квалифицированнейшее участие Лучшие Врачи Планеты- кремлевские, при скромной помощи НКВД прославившие себя на весь мир своей блестящей гиппократическо-борджиевской медпомощью не только Принцу и Герцогу, но и Куйбышеву, Жданову, Щербакову, Жукову, Ко-неву, архиепископу Ромже итд), были без особых затей актированы за дальней-шей ненадобностью- желудочно-кишечные, как и кишечнополостные, ничем в принципе не отличаются от своих курвиметров- так же одноразовы в использова-нии, так же дальше своего желудка не видят, так же опасны своей ненужной па-мятливостью, благо накопилось за ними всякого-разного выше крыши. Курви-метры?

Когда они сделали черное дело
Им Что-то шепнуло: «Сожгите себя».
И каждый возжег свое бренное тело,
И чадно сгорел, как гадюка шипя.

Непонятливым добродушно, по-товарищески, помогли отзывчивые коллеги.
Кончине Дуки мистически предшествовала трагическая, привселюдная и дву-смысленная гибель самолета-гиганта имени его. Герцогское окружение после кончины патрона единодушно вспоминало, что он воспринял этот воздушный та-ран как зловещий Знак свыше лично ему, и пал духом, сильнее, чем после смерти сына.

Гордо реет буревестник над помойкою вонючей-
Зорким взглядом ищет в кучах,
Что ему подарит случай.
Жизнь решила все вопросы-
Буревестник жрет отбросы.
«…Только 7 чел. из его команды удалось спасти из ледяной воды, и ужас происхо-дившего усугублялся тем, что на погибающих нападали громадные альбатросы, но-сившиеся низко над водой. …»
H.W.Wilson. Battleship in action. Глава III. -Гибель «Лейпцига» и «Нюрнберга» -.
…И так во все времена и на всех водах… Пошлая реальность жизни - гордых морей альбатросы- банальные помоечники и стервятники. Глазоеды.
…Интересно, страдают ли альбатросы несварением желудка? А кишечнополостные? А прилипалы? А вице-короли? А курвиметры? А Волховстрои?
… Но нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики. По сообщениям пере-строечных СМИ коммунисту Жданову, имевшему проблемы с ЖКТ от переедания в разгар ленинградской блокады, хорошо помогал наддув ануса кислородом.
_________________
Когда я служил под знаменами герцога КУМ-БЕР-ЛЕН-СКА-ВА!!!

[Давидовский Александр.]

Замечательный рассказ,Андрей!Все здорово схвачено!Далек был Иегудил Хламида от
морской стихии.Не знал,что "Буревестник"-это гиена моря.Впрочем,что от него ожидать.
"Не растет виноград на терновнике!"
_________________
"Нас мало, нас все меньше,
и самое страшное, что мы врозь..."

[Андрей Парсаданов]

Саша, по большому счету, сказать, что Ляксей был бесталанен, не могу. Да, до сих пор непонятно, почему он был поднят на щит, а не Леонид Андреев, не Короленко. Хотя, возможно, это был выбор ВЛАСТИ, а не читателей. Ну, пройдоха. А дневники Чуковского и Паустовского? Чем они лучше, за глаза тихо писяющие за пазуху "кумирам", вылизывая им задницу на собраниях? Не симпатизирую я Горькому- скользок и крайне непорядочен, но увы, не бездарь. Как говаривало сложное, неглупое и исключительно ехидное существо- Фаня Раневская- талант, как прыщ, может вскочить и на заднице. Хотя ты прав, талантом не назовешь. Интересен, временами смешон. А сколько раз редактировал своего "Ленина"... Один- зеркало русской революции, другой- зеркало смутных лет.
Спасибо.
_________________
Когда я служил под знаменами герцога КУМ-БЕР-ЛЕН-СКА-ВА!!!

[Давидовский Александр.]

Талант не у Хламиды и тех,кто с ним.А у тебя,Андрей!
Желаю удачи!

Добавлено спустя 33 минуты 14 секунд:

Только Фанни Раневская могла обнаруживать свои таланты в виде прыщей на заднице,
лежа на боку.Странная жыдовка.Никак не могу взять в толк:-За что ее до сих пор так
обожает российская интеллигенция? Возможно она,интеллигенция,так и по сей день
лежит на боку?
_________________
"Нас мало, нас все меньше,
и самое страшное, что мы врозь..."

[Андрей Парсаданов]

Саша, привет.
Во многом с тобой соглашусь, но мой жизненный опыт не позволяет судить однозначно. Не евреи, цыгане, армяне или чечены виноваты в НАШИХ проблемах, а те люди, которые на них делают бабки. Порядочные же люди есть во всех нациях. Отец мой более полувека БЕСКОРЫСТНО дружил с Натаном Готхардтом, исключительно порядочный мужик, жена много лет до отъезда в места "обетованные" дружила с гинекологом Гутяевой, тоже очень приличной женщиной, с нами учился Вадик Фридман- неплохой товарищ... Вот как может проявиться голос крови- сложная штука, судить не берусь.
Фаня Раневская интересна многим (и мне тоже) своеобразным юмором, трагикомической жизнью, и неиспользованием тн "еврейских рычагов" в жизни. Крест свой несла достойно. Согласись, уже немало. "Обожание" тн интеллигенции- мутная вещь- много лет назад, посмеиваясь над А на кладбище все спокойненько, отец заметил, что от Высоцкого балдеют те над которыми он смеется.
За талант- спасибо, но думаю, чуть-чуть преувеличиваешь. Но все равно, очень приятно. Не обижайся. Может, утешит вот это:



Голубая тетрадка.

Гомерических размеров указка, поражая весогабаритными характеристиками неокрепшее вьюношеское воображение аудитории, лениво возлежала на кафедре, упрямо ассоциируясь длиной с копьем легендарного Ричарда Львиное Сердце, у которого, по воспоминаниям современников, выдающимся было, кхе-кхе, все, начиная с голоса. Вокруг нее, котом ученым, вил петли преподаватель кафедры марксизма-ленинизма полковник Угроватый- невысокий прилизанный хитрец с голубыми просветами на погонах- авиация, имея по совокупности своих личных данных прозвище Мессершмитт, короче- Мессер. Мессер вел у нас лекции по марксистско-ленинской философии, короче- мэлэфэ. Реагировали мы на лекцию соответственно, короче- дремали.
По дремучему, полному идеологических опасностей лесу ФИЛОСОФИИ Мессер осторожно и аккуратно вел нас под красным знаменем узенькой, тщательно обвехованной марксистско-ленинской тропинкой- шаг влево, шаг вправо- расстрел, прыжок на месте- провокация. Вокруг кипела нехорошая жизнь- маячили в дебрях буржуазных лженаук мифические хайдеггеры, ясперсы, томисты и неотомисты; бродили киренаики; стояли стоики; одиноко и неприкаянно кантовался, уставившись в звездное небо, полусумасшедший императивный Кант; едко диагностировали умственные способности друг друга гностики и агностики; ели, пили, гетерировали и веселились гедонисты и эпикурейцы; привселюдно и радостно занимались похабелью последователи бочкового- не путать с пивом, селедкой, капустой и огурцами!, офонаревшего Диогена, горько печалясь лишь о том, что чувство голода почему-то не утоляется, подобно некоторым другим чувствам, простым потиранием страждущего органа чувств; бродил болотами ревизионизма одинокий монах под дырявым зонтиком; кладя с прибором на лесные пожары, многозвездочного и заперемедаленного, как фальшивый цыганский коньяк, беспомощного глубокогражданского енарала Сергея Кужегетовича Шойгу (вспоминается ехидный Сан Василич Суворов с простодушным вопросом некоему блестящему царедворцу: в каких боях были заслужены столь высокие награды?) и его понарошковую МЧС в вермахтовских кашкетиках, наискось, вдоль и поперек, вместе и порознь, сверху донизу и снизу доверху, справа налево и слева направо, крестами Петра, Павла, Андрея, цветочными, колесными, египетскими, балкенкройцами и всеми прочими мальтийско-византийскими, беззаботно, на свой страх и риск, баловались с огнем зороастрийцы, не требуя от немощного государства компенсаций за погибших и сгоревшее, зная заранее, что немощное государство, в свою очередь сэкономит изо всех сил, и откажется платить компенсацию даже за сгоревших ДО объявления чрезвычайного положения в данной местности; и прочая, и прочая, несть им числа.
…Сложная категория древних восточных язычников, мифическое Колесо Жизни, олицетворявшее как цикличность непрерывности, так и непрерывность цикличности, сделало очередные пол-оборота и все изменилось- марксисты-ленинцы поголовно стали ренегатами, ревизионисты оказались истинными марксистами-ленинцами, штатные непримиримые атеисты- ортодоксально верующими фундаменталистами, пламенные интернационалисты- еще более пламенными националистами, бескорыстные Орфеи преимуществ социалистической экономики над капи-талистической- беспредельно коррумпированными Минотаврами, канающими под слюнявого дурачка ярыми практиками наиболее диких, давным-давно отвергнутых самими капиталистами, форм капитализма, беременных беспощадными и безжало-стными бунтами и революциями; безневинные дети мечтали не о лаврах космонавтов и балерин- вакантные места их розовых мечтаний прочно заняли романтический бандит из «Бригады», краснопиджачный ворюгоолигарх, и исключительно красиво названная заграничным словом валютная проститутка- ПУТАНА…(«…путана, путана, путана! Ночная бабочка, никто не виноват…»- встала, и предусмотрительно сняв неаппетитное, но экологически безвредное советское нижнее белье, мечтательно запела в ночном рандеву на бульваре грез страна огромная под бдительным присмотром крышованного местными ментами и чиновниками неадекватного заезжего сутенера-садиста некоренной национальности, живущего почему-то гораздо лучше законопослушных аборигенов), а на лобовых стеклах авто закрасовался представительный Иосиф Виссарионыч- похоже, часть населения явно не считала его шизоидным параноиком, и нетерпеливо ждала дальнейшего вращения Колеса Жизни, радостно догадываясь, какими Ферганой, Ошем, Кондопогой, Куропатами, Секирной горой и Бутовым окончится эта лихая тарантелла беспредельщиков, танец жадного мотылька у опасного огонька, как пел, многозначительно, судорожно-таинственно шевеля лицом и руками, космополитический скоморох Мармелад-задэ. Перешевелить его вышеуказанными органами могло только дэцэпэшное дитя шоу-бузинеса черноочочковый Тришенька Чипс, оставляя далеко позади всеиндийского скубеля Холерку Блевонтьева- тому сильно мешала могучеразвитая надгенитальная наделка на портках, забирая все силы и понуждая передвигаться исключительно враскоряку. Дельтапланерист сильно смахивал на танцора диско, а его веки, после очередной пластики взбунтовались, наотлуп отказались закрываться, и наш одинокий бродяга в ночи казанова, как герой Дюма, спал в маске. Правда, не в железной. Интереснее же всего было наблюдать за этими деятелями, выключив звук- слова им были не нужны, и явно мешали. Относилось это не только к лицедеям. Лицо политического деятеля говорило не только больше его слов, но и гораздо правдивей. Ни Сортиров, ни Пизднер, ни Свонизьмой не могли переврать выражения своего лица. Кишки не врут.
…Теория лекций закреплялась практикой семинаров. Семинарами нас изводил капраз Лысенко- замшелое ископаемое партаппарата с дизелей. Семинары, как и лекции, были по понедельникам в послеобеденное время- верх садизма. Классом было принято решение- забалтывать мамонта партполитработы. Сообща подыскивались темы, распределялись роли. Самая первая тема была по прическам. На семинаре вставал курсант, торжественно и печально заявлял, что давно, горячо, и беззаветно, но безответно любит основоположников мирового коммунистического движения Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Мало того- хочет быть похожим на них. Во всем. Но ему не дают. Более того- угрожают сурово наказать за самоё желание любови.
-Кто? Как? Почему? Зачем?- теряя вожжи семинара, шалел капраз, жестоко мучая взрытый науками лоб и тяжело собираясь с недалекими разбегающимися мыслями. На камчатке было слышно, как туго скрипели шестеренки интеллекта его обесфураженной, тертой жизнью и траченной молью маловместительной толстостенной емкости, неудачно пытаясь бороться с пудрой кварцевого песка курсантского гения.
-Начальство- кротко отвечал любитель основоположников.
-?!?!?!
-Хочу отрастить волосы, усы и бороду, как у них, а мне запрещают.
-Этта… Вот… Устав… короткая, аккуратная прическа… вяло собирал в кучку баранов непослушных мыслей семинарист.
-Так что же- с точки зрения устава Карл Маркс и Фридрих Энгельс неуставные разгильдяи?!?!
-Вы не совсем правильно понимаете…- мямлил окончательно обескураженный ди-нозавр.
Тут ему начинают «помогать» ребята с разных концов класса- вшивость, самбо, идашка, повышенный расход мыла, уход за волосами в бою, токарный станок… Им «противоречат» другие… Лысенко успевает только крутить головой, не успевая воткнуть свое словечко. Слово зА слово, х*ем пО стОлу… ПОЛЕМИКА. Семинару кирдык.
И дальнейшие темы были интересные- взаимоисключающие друг друга квантовая и одновременно волновая теории света; сверхтекучесть гелия, движущегося одновременно в противоположных направлениях; изменение массы тела при приближении его к скорости света- мы отколупали две формулы, по одной- масса тела уходит в ноль, по другой- в бесконечность; развитие общества по спирали- выходило, что коммунизм не вечен, сделав виток по спирали, общество придет в коммунистический первобытнообщинный строй. А там вдали кисло маячило коммунистическое рабство… Это не мы выдрыгиваемся в антисоветчине, вот придем на флот, а у нас моряки и спросят это. Моряк- он нонеча не дурак. Что им отвечать? Мы не знаем. Преподавателю не хотелось выглядеть перед нами недалеким примитивным ископаемым. На это мы и ставили, и, вдохновенно импровизируя, играли свой интеллектуальный бурлеск, гоняя капраза, как таракана, палочкой по обговоренным заранее лабиринтам философских казусов. Но… Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, как говорила наша математическая снайпер Зоя Яковлевна Фесенко,- бронтозавр, посоветовавшись на кафедре- стопудово! сам, по нашему мнению, ни в жизнь до этого не допер бы; нашел противоядие- на любой наш вопрос не по теме шла фраза: «Очень интересный вопрос! Об этом предлагаю поговорить в следующий раз, если хотите- давайте проведем факультатив в ваше личное время, и досконально во всем разберемся», и семинар продолжался. Факультативом в личное время мы не горели- в личное время решались абсолютно другие, животрепещущие задачи, и на них-то времени не всегда хватало. Вскоре в «Морском сборнике» негативно упомянули преподавательские качества капитана первого ранга Лысенко, и его куда-то перевели. Мужик был неплохой, не вредный, но уж больно дубовый и непроходимый- с ним было неинтересно. Была еще одна пикантная тема- рождается ли человек с определенными наклонностями, или формируется окружающей средой? Марксистско-ленинская наука стояла твердо- tabula rasa. Мы же тихо сомневались- Карл Маркс и Энгельс по этой логике не должны были отличаться от родственников, однако… Но тема припахивала керосином, и мы не сильно лезли с ней к преподавателям. Семинары у нас потом вели все, кому не лень. Наши вопросы мы задавали и им, выясняя степень их наблатыканности по предмету, но внятных ответов тоже не добились, хотя и в лужу, как Лысый, они не усаживались. Самым вертким оказался франтоватый пухлый шкет- каптри Лебедев, по прозвищу «маленький Ленин». Чем-то он действительно смахивал на Ленина, ухитряясь при этом еще так же и картавить. На вопрос о спирали Лебедев ответил хитрО- на коммунизме, сделав первый полный виток, спираль изменит движение, и коммунизм будет началом новой спирали. Как первобытно-общинный строй старой спирали. Мы почуяли- ловчит, зараза, и «простодушно», надеясь приловить на первоисточнике, или на ЕРЕСИ, спросили:
-А где это написано?
На что он весело ответил:
-Гебяяята! Диалектика! Не дегжися устава яко слепой стены,- даже устав не догма, а гуководство к действию, а уж философия-то-!!!
И мы поняли- этого в ступе пестом просто так не поймаешь. Мне же ленин запомнился еще и потому, что в силу своей телесной мелкости, ходил в последней шеренге строевой коробки преподавателей. Это комическое зрелище подпрыгивающей вразнобой шеренги коротконогих, мелкорослых пухлых солидных мужиков в возрасте и при погонах с большими звездами, пытающихся поспеть за не обращающим на них никакого внимания строем под нелепо бодрую строевую песню, на фоне рослых, отчаянных строевиков первой шеренги, залихватски чеканящих размашистый военно-морской шаг, вызывало в моей памяти далекое детство, Либаву, где давным-давно я видел диснеевскую Белоснежку, и развеселое шествие потешных разнокалиберных гномов под песню: «АЙ ХООО! Ай хооо!».
…Тем временем, под медоточивый речитатив Мессера, безродный древнегреческий авторитетный космополит Морфей, судя по кличке- явно клиент наркополицейских, в натуре, коварно воспользовался послеобеденной девственной беззащитностью Саши Самца, и сладострастно и обоюдоприятно надругался над ним в особо извращенном виде. Мало того, как потом выяснилось, еще и в позе, опасной для здоровья. Не заметить слюноистекающий перманентный оргазм надругательства было невозможно. Обычно, наблюдательный, но жалостливый преподаватель мог покашлять, повысить голос, небывало заинтересовать аудиторию вопросом типа- как надеть гандон на глобус?, или попросту предложить соседям обормота привести того в чувство. Мессеру чувство жалости к сладко изнасилованному сном страдальцу было неведомо. Двадцатитрехлетняя белокурая бестия буби хартман в своем 1426-ом боевом вылете снова забрался повыше в облака, и, набрав высоту, зашел со стороны солнца на ничего не подозревающую обреченную жертву, мысленно нарисовав очередной, триста пятьдесят третий абшуссбалкен на киле своего верного «шестого Густава».
…Двуручно возложив на левое плечо предусмотрительно прихваченную с кафедры легендарную рыцарскую указку, баркхорн мимикой дал понять соседям Самца крайнюю опасность лично для них предупреждения спящего о грозящей неприятности. Народ безмолствовал. Не прекращая медоточивить, марсейль на цыпочках подкрался к столу, за которым, заплутав ногами в стуле, на правой щеке, с приоткрытым в сонном оргазме ртом, орошая тянкой детской слюнкой конспект лекций, с ненужной ручкой в далеко откинутой правой руке, уронив левую под стол, безмятежно развалясь дрых Самец, и, привстав на цыпочках, обеими руками высоко над головой вознес незамысловатый гигантский причиндал. Пастор? Палач? Удильщик? Рыцарь? Смерть? Д****л?- носило меня в ассоциациях по пространственно-временному континиуму. Тем временем указка со свистом рассекла застывший, наэлектризованный воздух аудитории, и сочно, радостно, с пушечным грохотом, плашмя поцеловалась со столешницей. Самец стартовал «Челленджером» с мыса Кеннеди. С самого начала полет пошел явно не жаксы. Левая нога курсанта внезапно подломилась, и, запутавшись в стуле, он с грохотом рухнул на блестящий паркет в проход между столами. Начавшийся было дружный смех утих лохмотьями- что-то здесь явно было не так. В наступившей тишине перепуганный долговязый Самец, заплетенный в стул, пыхтел и шумно елозил руками, ногами и стулом по паркету, не в силах подняться. Штанины задрались, левая нога, стуча мертвым ботинком, дергалась, как неживая. Нехорошее ощущение чего-то непоправимого вошло в нас. Первым пришел в себя основательно обосравшийся мельдерс- пытался поднять с пола Самца, ощупывал его и тревожно спрашивал:
-Что с вами, товарищ курсант? Где болит? Что случилось?
Перепуганный Самец, невыносимо жалобно глядя ему в глаза влажными темнока-рими маслинами, мычал:
-Нне знаю…
Лично убедившись в отсутствии внешних повреждений, носоглоточных, ушных и внутриматочных кровотечений, новотны слегка приободрился.
-Вы… и вот вы- быстренько назначил он санитаров Самцу, приказал им отвести его в санчасть, собрался с невеселыми мыслями и невнимательно продолжил лекцию. Аудитория тихо гудела- ни хрена себе, у нас на глазах, у человека от страха отнялась нога. Что же теперь будет с Самцом? А с Мессером?
Как потом выяснилось, по дороге нога у Самца стала оживать, и выездной консилиум назначенных киттелем санитаров поставил диагноз- Самец попросту отсидел ногу во сне. Посмеялись. Было решено использовать ситуацию по полной схеме. Для начала пошли к Шурочке. Буфетик пустовал, Шурочка встрепенулась и завела свое любимое, про нехорошего курсанта, которого они с дочей «кормили-поили-обували-одевали», а он, «падлес, клянусь, чесслово!», от них слинял, позабыв у несостоявшейся тещеньки гражданку, а главное- ПЛАЩ. До выпуска лихого ловеласа лейтмотив песни был- пусть зайдет, заберет ПЛАЩ, зараза! После его выпуска- так и не зашел за ПЛАЩОМ, сволочь! Обраставшее «подробностями», я слышал это до самого выпуска. Суперечить Шурочке было опасно. Стоявшие в очереди лицом к Шурочке реагировали по-разному. Курсанты сосредоточенно изучали витрину, делая вид, что абсолютно ничего не слышат, а офицеры и преподаватели, беря салатик из капусты на тарелочке, изображали лицом СЛОЖНОЕ, отделываясь ни к чему не обязывающими социальными междометиями партайгеноссе Штирлица- « дааа… ай-яй-яй… не может быть!... да вы что!... ужас…», и тому подобное. Выражение лиц курсантов, стоящих к Шурочке задницей, явно читалось как «Знай наших!», офицеры и преподаватели за глаза негорестно мыслили на тему «И на старуху бывает проруха». Обуть непобедимую и легендарную как ИР-100, Адмиральский коридор, или памятник Ленину Шурочку могла только еще более легендарная личность.
…Курабье и сметана. Лимонад и звездочка. Вдоволь насиделись на скамейке за камбузом, и неторопливо пошли сдаваться в санчасть. Там Самец обильно залапшевал евстахиевы трубы дежурному врачу головокружением от успехов в послеобеденной учебе, получил кучу освобождений и встал на учет с астено-ипохондрическим синдромом. Отдохнули еще. Перед самым ужином, придерживая под руки демонстративно хромающего Самца, санитары зашли на кафедру МЛФ, коллективно, со скорбным видом доложились галланду, и оторвавшись по полной, взяли реванш за тревожную побудку, щедро озадачив незадачливого спинозу чистого неба лапшой впрок на необозримое будущее, ухитрившись при этом не соврать ни слова. После чего дружно, безболезненно и безмятежно влились в обычную жизнь роты, щедро и с юмором живописав свои приключения одноклассникам после ужина на сампо, напрочь сорвав подготовку целого взвода к завтрашнему учебному процессу.
Рекомендации врача по освобождениям лихой комроты Палыч абсолютно спокойно похерил, и утром на зарядку Самец бодренько побежал так же как все, как все, как все…



Голубая тетрадка
_________________
Когда я служил под знаменами герцога КУМ-БЕР-ЛЕН-СКА-ВА!!!

[Иван Лукашенко]

Да, Андрюша, глубоко ты влез в дебри вечно живого марксистско - ленинского наследия и его копьеносцев. Так глубоко, что у меня при осмыслении твоей информации , завернулся кожушок на спине под лопатки и зачесался затылок, однако...

Фамилия "обидчика" тёти Шуры - не то Зенков , не то Венков . Это хлопец - выпускник 3 фака 1971 года выпуска. Он как бы немного был женат на дочечке Шуры, жила она в Инкермане. В мою пору учёбы в системе, именно тёте Шуре принадлежала сентенция типа "... Ну вы и дураки, мальчики, гоняетесь за молодыми. А не понимаете истины спелого вина - я ведь сама ещё даже очень хороша и когда подмоюсь холодной водой с уксусом, никакая молодая особа не даст вам того удовольствия, которое смогу обеспечить я..." Тёте в ту пору было лет 40....
_________________
Нет ничего невозможного для человека, которому не надо это делать самому...

[Сергей Акиндинов]

Андрюха,


(но есть и замечания: предложения бы покороче, и поменьше прилагательных, пунктуальных оборотов, деепричастный оборот тяжелит текст)


_________________
Больше о друзьях, чем о себе.

[Давидовский Александр.]

[Владимир Рыбальченко]

Андрей! Спасибо за рассказ.
А я бы выдержал большей витийности и сарказма повествования, которые эффективнее хлесткого удара живописуемого ленинца, а в купе полюбовался бы и чрезвычайной прозорливостью, находчивостью, адекватной реакцией и здравым потенциалом брата-курсанта, свойствами, которые, к сожалению, со временем исчезает навсегда.

[Андрей Парсаданов]

Спасибо. И за замечания, и за одобрение. Одно полезно, другое приятно.




Голубая тетрадка.


П*здец подкрался незаметно. Пал Николаич заболел. Не потому, что нечто съел - разбарабанило голеностоп левой. Сильно не болело, и пока гавнодав принимал бе-ременную конечность, никаких мер не предпринималось - само пришло, само и пройдет. Ан нетушки - в конце концов ботинок отказался работать в режиме изделия №2, надежды на «самособой» успехом не увенчались. Пришлось идти к командиру роты. Владимир Палыч был ходячим кладезем военно-морской премудрости, именуемой в вульгарном простонародье задним умом, что и было соответствующе отражено ротным устным курсантским творчеством. Вот и сейчас, глядя на распухшую в кабачок курсантскую колотуху с торчащими из нее во все стороны пупырками пальцев, Владимир Павлович Ткаченко серьезно и задумчиво обозначил ход своей командирской мысли, принимая судьбоносное командирское решение:
-Лучше перебдеть…
«Чем недобздеть»- по-своему додумал Павлик одно из любимых выражений комроты, слегка переиначенное непочтительными подчиненными, дополнившим четыре слова выражения всего!!! двумя буковками, отчего оно приобрело новые, исключительно богатые смысловые оттенки. Можно было менять и по одной букве в разных словах, меняя порядок слов - тоже было содержательно и неплохо.
Было дано добро на посещение санчасти. Но после занятий. На тапочек вместо ботинка. На хождение вне строя. Войдя во вкус, и зная крепость заднего мышления начальства, Паша окончательно оборзел и затребовал себе сопровождающего.
-!?!?!?- встали домиком бровки командира, позабывшего про нестряхнутый пепел недорогой сигаретки в далеко отведенной в сторону руке с узким ногтем на барабанистом большом пальце.
- А вдруг мне станет нехорошо? А если я оступлюсь и упаду?
Как и положено, Палыч после долгих раздумий перебздел, а хитрован Павлик выбил личного сопровождающего - меня. Хождение вне строя- тихий праздник. Ни тебе распорядка, ни построений. При наличии посторонних Павлик хромал, опирался на меня, и делал мужественное лицо двадцати шести бакинских комиссаров сразу- …двадцать шесть их было, двадцать шесть… Их могилу пескам не занесть… В одиночестве Павлуша резко активировался, изображая вынос командиром-радистом раненого разведчика из вражеского тыла - довольно ловко пытался залезть мне на шею с ногами, и при этом придурошно вопил:
-Брось, командир, не мучайся… Да не меня, рацию брось, рацию!
Пришло время санчасти. Павликом занялся величайший хирург всех времен и народов Васьвась Зеленкин. Меня выставили за дверь. Началось таинство. Светило медицины собственноручно возложило «Флаг Родины» на табурет. Павлик расстался с тапочком и носком, водрузил изувеченный орган на газетку.
-Мдааа… - неопределенно пробурчал асклепий древнего советского разлива, давным-давно превратившегося из дрянного винца в хреновый уксус, доставая явно дореволюционный фолиант в темнозеленом матерчатом переплете с коричневыми кожаными уголками и потемневшим от времени обрезом, судя по всему, когда-то золотым. Растворил гроссбух, и начал искать похожие на Пашину ногу картинки. Буковками он как-то не интересовался. Успехом поиски не пострадали.
-Да! Баня когда у вас?- принял решение пирогов.
-Завтра.
-Значитца, завтречка… Вот что… Надо бы ногу попарить… Тепло… Сосуды… Отеку-то деваться некуда - должен сойти.
И, накорябав каракулей в игрушечном блокнотике курсантской медкнижки, чазов хотел было приступить к привычному священнодействию - помазанию болящего органа бальзамом Фьерабраса. Доморощенный вишневский разработкой собственного бальзама не искушался. Пользовался проверенным веками государственного изготовления - зеленкой. Васьвась исключительно успешно лечил ею абсолютно ВСЕХ и абсолютно ВСЕ. Безлетально. Помацав отдезинфециренной пятнистой бледной лапкой с плоскими чистыми ноготками дребезжащий стеклушками медицинский столик, абу али ибн сина впал в ступор - ЗЕЛЕНКИ НЕ БЫЛО!!! Кончилась. Крандец. Медицина была на грани краха, но склифософский нечеловеческим усилием воли взял себя в руки и вспомнил про иод. Иода было до хрена, и распухший голеностоп болящего украсился замысловатыми коричневыми иероглифами, славящими медицину вообще, и гениального Васьвася в частности. Была выдана индульгенция - рекомендация освобождения от строгостей службы - но, как и положено в армии страны Советов- по усмотрению командира.
На том полюбовно и расстались.
…Баня… Мылись мы с Пашей на СВОИХ лавках - прямо от входа, в дальнем закутке левого отделения училищной бани, где в раздевалке-предбаннике через окошечко меняли ношеные военно-морские дрезы, тельники и уставные муфельные полотенца на чистые.
…Уже на первом году службы, сами того не замечая, мы были смертельно и на всю жизнь отравлены флотским ядом единообразия и организованности - СВОИ кровать, конторка, ячейка, автомат, противогаз - под бирку. И безбирочно - помывочное место в бане, у городского пивбара на Большой Морской, в пивбаре на площади Шмидта на Северной, где мы ухитрялись появляться раньше училищных офицеров-преподавателей, что приводило их в ужасное недоумение - «что творится с ФЛОТОМ - салаги пьют пиво раньше годков?!» (судя по всему, сдавать «салаг», по их понятиям, было неприлично, чем мы и пользовались, крайне уважительно относясь к ветеранам,- мне кажется, они видели в нас свое давнее славное прошлое и, похоже, получали от этого неуставного зрелища даже некоторое удовольствие), в артбухтовском «Рыбьем глазе», на учкуевском пляже, пляжике турбазы Мокроусова, на различных танцулях, СВОЙ пивной ларек на Северной, и спартански-извращенчески открытое индивидуально выбранное место в гальюне. У каждого - свое, любимое. Однажды, на зеленом боковом щитке одного из посадочных гальюнных мест появился кусочек газетной бумаги с заголовком статьи из «Флажка», привносившего дольку юмора в банальный физиологический процесс с «чопиком» в зубах. Заголовок был типа: «Подводникам нет равных!» («Атакуют подводники!», «Удар из глубины», и тэдэ и тэпэ…), о подведении итогов очередного периода обучения на ЧФ. В течение недели каждый оклеил свое рабочее место наиболее ярким, с его точки зрения заголовком. И не одним. Негласно было принято - только «Флаг Родины». Ни «Правда», ни «Комсомолка» или «Красная Звезда». Хорошим тоном было пройтись и беспристрастно оценить остроумие соседей. Заходили и из других рот, посмеяться. За много лет ничего не изменилось - возьмите любой флотский официоз, пробегите взглядом заголовки, примерьте к ситуации. Право, неплохо посмеетесь. Посмеялся и Владимир Палыч, отметив незаурядное чувство юмора подчиненных. На вечерней поверке, досмеиваясь, предложил привести лицо роты в исходное, каждому сняв свое. Пока - безнаказанно. Без КВНа. Срок - до утра.
…Получили у баталера Тольчика янтарно-желтое, полупрозрачное, духмяное «Яичное», и с полотенцами, не торопясь, пораньше, уже привычно - вне строя, прогулялись в баньку. Переждали приборщиков предыдущей роты. Озадачились душистой лыковой мочалкой из тазика в предбанничке. Сорок лет прошло, а как помнятся некоторые запахи… Тазиков иногда не хватало, но Паша, ссылаясь на смертельность недуга, оккупировал сразу три - из одного мылся, во втором парил ноги (вторую - для профилактики), в третий- сел. Третий тазик, не рассчитанный на такие жизненные коллизии, не выдержал радости встречи с Пашкиной задницей, смалодушничал, и моментально порвался по шву. Были едко и нецензурно облаяны бракоделы, давшие путевку в жизнь хилому изделию. До прихода роты несчастный дефлорированный тазик с позором засунули под другую лавку, подальше от нас. Водой, и обменом белья, Павлика обеспечивал я, как сопровождающий. В предбаннике Паша абсолютно спокойно занял целую лавку своей ногой и нахально покрикивал на недовольных этим захватом и на меня - трусы ему, видите ли, цветом не понравились, тельник маловат, полотенца коротковаты, и ваще, нна хер, мельтешат тут всякие перед носом, мешая процессу...
-Не барин, носи что дали, ппадла бацильная…- отбивался я от его притязаний на мировое господство, стоя на лавке у окошка выдачи чистого белья, уклоняясь от метко брошенных в меня через все отделение придирчивым предсмертным Паулем блеклосиних застиранных трусов, полотенцев и тельника. Стоявшие в очереди за чистым бельем были солидарны со мной - не все ли равно Павлику, в каких трусах помирать, да и кто увидит, что тельник недостаточно прикрывает причинное место? В ногах положили ему сопромат, чертежным листом завернули, и синуса график волна за волной… Полотенца в этой ситуации вроде бы как и вовсе лишние. Разве что челюсть подвязать, если отпадет от удовольствия. Вот пятачки на бесстыжие глазки - это да. А про баню на том свете христианские первоисточники вообще ничего не сообщали. Мертвые сраму не имут. Чего тянуть кота за яйца? Каждому хотелось обменять свое белье поскорее, чтобы выйти на свежий воздух и подольше постоять в вечерней прохладе сумрачного банного дворика, выкурив самую вкусную, по их извращенным понятиям, первую, ПОСЛЕБАННУЮ, и исключительно вонючую и противную, с нашей точки зрения, цыгарку производства феодосийской табачной фабрики смерти. Цыгарки были сырые, трещали и гасли, дымя в сумерках сырым костром поздней осени. Не сорокакопеечные гоноровые «Трезор», «БТ», или «Столичные», ароматно тающие сами собой - успевай курить!, а банальные нищебродские овальные «Черноморские» в мягкой пачечке с корабликом, без фильтра, проще говоря - чопики за 14 курсантских копеечек. По причине курсантского хронического безденежья процветали бесстыжие стрельцы, на них были хитрожопые с двумя пачками, одна из которых, с двумя сигаретами, вытаскивалась по дружеской просьбе стрельца дать в зубы, чтобы дым пошел. Хитрожопец доставал НУЖНУЮ пачку, брал сигарету себе и показывал неудачливому стрельцу - осталась последняя сигарета. Последнюю брать не моги - святое. Главное, не перепутать пачки. Некоторые не юлили и не хитрожопили, а решали проблемы со стрельцами брутально просто:
-Закурим, братуха?!
-А то! Заверни х*й в бумажку и пососи взатяжку.
Хорошим отношениям это не способствовало, но надоедливые вопросы снимало надолго. Особо задолбанные стрельцами переходили на трубку. Трубку, лошадь и жену… Вид и медовый запах кудрявого тонкорезаного болгарского «Нептуна» в фирменном полиэтиленовом пакетике помнится долго. Набивка и раскуривание трубки- священнодействие. Чистка же трубки или мундштука наводила на печальные мысли, и некоторые покупали корявые пластиковые мундштуки с фильтрами-поглотителями, или просто напросто бросали курить, радикально избавляя себя сразу от всех проблем.
Кокка Архипариус был снобом - курил только дукатовскую «Яву», которую блока-ми присылала ему из далекой Москвы горячо любящая мама. Делиться с товарищами он не любил (да и товарищей у него как-то было негусто), хранил сигареты вроде бы в самом надежно месте- в своей конторке, но увы… И на хитрую жопу есть соответствующий болт, глубокомысленно поучал нас Палыч. Почему, я понял, заступив дежурить по классу с товарищами, которых вместе со мной, троих из всей нашей роты, командир роты капитан-лейтенант Владимир Палыч Ткаченко, по комплексу наших свободолюбивых наклонностей, перманентно, и, как сейчас модно выражаться, по умолчанию, конфликтующих с уставом вообще, и с Палычем в частности, а также согласно алфавиту, звал обобщающе-ласково - «пиздобратия», хотя принадлежали мы к разным стаям, и иногда даже конфликтовали друг с другом. При внеочередных построениях Палыч первым делом тревожно интересовался:
-А где пиздобратия?
И удостоверившись в нашем наличии, заметно успокаивался.
Пиздобрат- это звучит гордо.
Вечером, вместо того, чтобы резко озадачиться приборкой, резвые ребята мигом закрыли класс на ключ и привычно открыли Колькину конторку. Он только сегодня распечатал новый блок «Явы». Вооружившись хитромудро изогнутой проволочкой, в жопу грамотные ребята шустро лишали практически невскрытые пачки двух абсолютно лишних, по их мнению, сигарет. Наличие инструмента, филигранность технологии и скорость процесса наводили на нехорошие мысли.
-Мужики!!! Да вы охренели!!!
-Остынь, Андрейка. Мы пиздобратия? Пиздобратия. Колька гавнюк? Гавнюк. Обуть его - как сто грамм выпить. За КОГО задницу-то дерешь? За него? Оно тебе надо? Не ебут, не сучи ногами. А товарищей сдавать, да еще и Коке - распоследнее дело. На фабрике ошиблись, понимаешь? Заводской брак. Вся партия. Дело неловленное. Логично?
-Хм… Ну, вроде бы логично…
-Вот видишь! А ты - охренели… Нехорошо.
И Колька продолжал делиться сигаретами с товарищами.
Большинством куряк вред от курения в расчет не принимался, гораздо более беспокоила проблема затрат на него. Даже пустая пачка «Мальборо» или «Верблюда» была востребована и имела свою цену. Одни, для форсу, клали в них наши сигареты, и демонстративно пользовались ими в увольнении. Другие, наоборот, перекладывали дорогие сигареты в пачки попроще. Портсигар с зажигалкой - круто. Вечная спичка- оригинально и дешево. Зажигалки - отдельная тема. Кремешек- дефицит. В наше время еще продавалась махорка в маленьких светлокоричневых пачечках, и ее, в огромных козьих ножках из газет, на младших курсах с превеликими понтами курили в системе. Делать это же в городе, или после третьего курса было уже неприлично. От получки до безденежья всем классом собирали бычки в литровую банку, которые потом тоже шли на козьи ножки. Тема курения тех лет неисчерпаема - коротенькие РУССКИЕ сигары «Новинка» в пятиштучковой пачке, кубинские гвоздодеры «Лигерос», «Партагас» и «Орфеус», печально знаменитый канцероген «Визант», болгарские «Родопи», «БТ», «Стюардесса», наши «Ментоловые», «Нищий в горах», «Прима», «Ватра», «ДЫМОК»!!!- если не изменяет память, за ШЕСТЬ копеечек, «тот, кто курит «Северок»…»- дальше не буду, «Казбек», воспетый Ефремовым собачий «Друг», мягкие (в целлофане и без) и жесткая пачки, с фильтром и без, разнокалиберные кубинские сигары в деревянных и картонных разукрашенных коробках, в целлофане и без такового, в алюминиевых завинчивающихся контейнерах… Табачные магазины на Крещатике или у метро на Петроградской ПОРАЖАЛИ. Запах завораживал.
…Табачный анекдотец тех лет.
-Васильваныч! «Стюардессу» хочешь?
-Не, Петруха. У меня «Опал»…
Питерский «Беломор» от Моисей Соломоныча для Вартан Акопыча- легендарен, и добывался задолго до экзаменов.
…Верхом же нашего удовольствия была неторопливая прогулка прохладной вечерней Голландией, чистых, в чистом белье, с чистыми полотенчиками на упревшей после баньке шее, без надоевшего чепчика, в приятных, а главное- полезных разговорах о смысле жизни вообще и военной в частности… Есть ли жизнь на Марсе?- волновало нас. Почему севастопольские рыбаки ловят рыбу в Атлантике? Куда подевались черноморские скумбрия, ставрида и кефаль? Что такое грех? Праведность? Справедливость? Правда? Истина? Бесконечность? Сочетаемы ли интересная жизнь и устав? Совпадают ли интересы РОДИНЫ и интересы комода? Смысл жизни? Военной, в частности? Тертый калач Федор Михалыч в дебатах семейства Карамазовых дал довольно интересный, однако небесспорный, взгляд на некоторые из этих понятий. Литература же, бытописующая военную, военно-морскую и курсантскую жизнь была в состоянии хронического ДЦП еще с царских времен. Лавренев, Соболев, Колбасьев, ну, Куприн… Кнехт. Крон. Штейн. (Кронштейн!!! мама иха скульптор! А может, юрист?) Была, правда, довольно интересная, но труднодоступная «Любовь и ненависть», выдаваемая на абонементе по великому блату и в очередь… («Кавалера Золотой Звезды» даже и не упоминаю.) Почему? Почему товарищи Босх и Ге так необнадеживающе и непривлекательно для искателя описывали поиски истины? Почему средневековые изографы исключительно однозначно трактовали сюжет искушения святого Антония? Искусить изображенное могло только отпетого мазохиста, певца БДСМ. Уклонение от этаких наслаждений, предлагаемых нечистой силой, само по себе уже являлось удовольствием для нормального человека. Искушением же, на наш взгляд, было нечто, сулящее удовольствие, несоизмеримое с наказанием, в результате чего уступка искушению была приятна, а воздержание от удовольствия выглядело подвигом. Но безнаказанно и удачно поддавшийся искушению военнослужащий почему-то вызывал восхищенный интерес и уважение окружающих. /......./ В системе было понятие - распиздяй. Так между собой, ласково, называли хорошо учащегося и непопадающего впросак любителя жизни в форме (офицера, в том числе!). Не продающего товарищей. Отвечающего за себя с достоинством, без слез и скулежа. Соль Земли. Хотя, если описать курсантскую жизнь правдиво, то почему-то получается страшный антисоветский пасквиль. И это о нас, комсомольцах 70-х, добровольно вставших на защиту идеалов страны Советов и всего прогрессивного мирового человечества… Жизнь царских гардемаринов, по жидким воспоминаниям современников, почему-то тоже была явно неуставной, и удивительно сильно смахивала на нашу.
… Потихоньку на вечернем горизонте Голландии стал вырисовываться консенсус в виде желтоглазой казармы. Федяй Достоевский - явно не дурак. Флот, а курсанты в особенности, вниманием инженеров человеческих душ явно обделены, но и правду обо всем этом все равно не напишут. Босх, Дюрер, Кранахи, Ге, Брейгель, Куинджи - хорошо. Наряды на работу и на службу - плохо. Пиво - отлично! Севастопольское пиво - отвратно, но, как мудро заметил Палыч, на бесптичье и жопа- соловей. Жизнь - сложная штука. Однако исключительно приятная, ежели подходить к ней умеючи. На том у казармы и сошлись. Обстановка на канальном Марсе, и несчастная атлантическая селедочка, увы, так и остались под большим вопросом, и были отложены на потом. Просто времени не хватило.
Наутро сустав разбарабанило еще больше. Как сказал бы командир, любимый ле-чебный прием Васьвася- метод научного тыка пальцем в жопу явно дал осечку. И Пауля положили в санчасть. Он погоревал- пропадали суббота и воскресенье. Добраться до пивного ларька на Баумана нам не помешала бы никакая нога. Ну, времени немножко побольше ушло бы. В конце концов, а для чего человечество костыли выдумало?
Успокоив страждущего душой и телом друга на скрипучем больничном ложе, убыл в притихшую субботнюю роту. Отдохнуть. Дольче фар ниенте. Неожиданно, ближе к сумеркам, тихо и замысловато сквернословя себе под нос, со знакопеременными кренами и дифферентами, в роте нарисовался странно притихший Павлик.
-Слинял? На хрена? Смысл?
-Беда, Андрейка, большое курсантское горе…
… В результате внутриввмузовской кадровой ротации замнач системы по строевой, капраз Дмитриев был заменен на своем посту залетным бакинским мухомором в фуражке- контр-адмиралом Дрониным. При наличии отсутствия жилья, лаперуз временно проживал в инфекционном изоляторе санчасти, вечерами выползая в безобидной, полосатой как матрас моей бабушки, пижамке подышать свежими голландскими воздусями на асфальтированную площадку со скамейками перед изолятором. Не всем адмиралам, однако, эфиры Голландии шли впрок. Чухнину, например, как-то вот так и не повезло…
Две разбитные севастопольские девчушки, незаметно материализовавшиеся из этих же самых томных воздусей, подошли к трубчатому забору у санчасти. На скамеечке у изолятора тихо-мирно балдел божий одуван в пижаме, будившей памяти голливудский шедевр тридцатых-сороковых, шедший в киевском кинопрокате как «Поцiлунок опiвночi» с бравыми парнями в широченных портах с манжетами, элегантно отходивших ко сну непременно в такой же полосатой шелковой одежке, как у одувана. Бакинские, умеренные до сильного, ветры не успели сдуть с подфуражечного пьедестала водителя фрегатов остатки торчашего дыбом белесого пуха, и экспонат был ошибочно отнесен девушками в разряд безвредных. Из сумочки было извлечено булькнувшее НЕЧТО, просунуто через забор. Ангельский голосок пропел:
-Старичёоок! Передай-ка курсантикам вооодочку!
Май рашен из пуэ. Везувий. Кракатау. Тунгусский метеорит. Через двадцать минут в санчасти остались, закатив тусклые шары под лоб, стопроцентно не реагирующие на внешние раздражители курсанты, обеспечивающий их клистирозависимую жизнедеятельность медперсонал и герой тухачевский. Газом, правда, никого не травили, в болоте не топили, заложников не брали и лихой котовско-жуковской сашкой до пупа не рубали. Истинных виновников торжества спасла от возмездия бестолковость перевозбудившегося будена семённого - чайник закипел, не дождавшись воды - КОМУ передать водочку, взволнованный шерлок холмс, очевидно, излишне понадеявшись на дедукцию, выяснить на месте так и не догадался. Как и овладеть вещьдоком.
Нет худа без добра. От выходных, тихо, без костылей и с огромным удовольствием было взято все возможное. И даже больше. Пауль был чрезвычайно контактен, без подхалимажа, обладал редким умением СЛУШАТЬ, да и рассказать нам было что, и спустя минут десять после начала общения с нами, собеседники по пиву начинали испытывать непреодолимое желание угостить нас, от чего мы исключительно вежливо и долго, но безуспешно отказывались. Потрясающе интересны «пивные» разговоры, в которых неразделимо сплетались буйная фантазия рассказчика и серая правда жизни. Так, на практике в Питере нас долго и щедро угощал товарищ, представившийся архитектором, по виду- типичный стопроцентный потомственный разнорабочий с «Электросилы» или «Красного компрессора», рассказывавший, как он проектировал стоки расстрельной крови из подвалов Большого Дома, приводя фантастически «правдивые», леденящие кровь подробности. «Водолаз-срочник» с «Бештау» («Карпат»? «Карабаха»?), работавший на подъеме тел с «Отважного», вспоминал, как надоел им жутко торчащий по пояс из иллюминатора надстройки БПК и вяло машущий водолазам руками мичман, которого они никак не могли ни вытащить, ни затолкать назад, как в конце концов он перебил ему галошей позвоночник, тело разрезали пополам - заднюю часть затолкали обратно в иллюминатор, а переднюю подняли на спасатель. Погружаться и подниматься стало менее неприятно. Отделить правду от вымысла рассказули было практически невозможно. «Отважный» сгорел и утонул при нас. Про мичмана в иллюминаторе рассказали нам еще тогда, в 74-ом. Дверь в надстройке перекосило взрывом, он пытался выбраться через иллюминатор и застрял - ни туда, ни сюда. Его пытались вытащить, но не смогли, корабль тонул, а он горел заживо. Беднягу обкололи, и он так и пошел с «Отважным» на дно в бессознательном состоянии- то ли сгорел, то ли утонул, то ли умер от передоза… Корабль спасти не смогли, погибли люди, а по Севастополю долго ходили трагикомические анекдоты о спасении знамени ОТЛИЧНОГО корабля… На Приморском бульваре целый день шатался, падал, опять вставал, и снова падал грязный, пьяный в немогу мичман, и горестно кричал никому в никуда:
-«Отважный» погиб!!!! А кого е*ет чужое горе?
Патрули рядом с ним не показывались. Прохожие обходили его далеко стороной, глядя в землю.
«Водолаз» не знал, кто я, откуда, что знаю, и слышать обо всем этом через шесть лет от случайного собеседника в Питере! было мистично. Да и был ли он водолазом, несмотря на реальные подробности рассказа? Не знаю. Кем был тот серый невзрачный товарищ, спокойно и аргументировано выдавший еще одну версию причин «Ленинградского дела», взбудораживший столик, и тихо, по-английски, исчезнувший вроде бы как пописять, в разгар спора? «Черный Принц», «Императрица Мария», «Новороссийск», Янтарная комната, заговор Жукова, дело адмиралов, падение Севастополя, блокада Ленинграда, Телегин, Русланова, Крюков, БОЛЬШОЙ ТЕРРОР, свадьба Романова, брюлики Гали, Коралли, Шульженко, Бугримовой, Зоя Федорова, Буряца, Гриша Распутин… Человек жаждал выговориться. Или красиво приврать. Собеседники - показать свои знания. Анонимность случайного собеседника и пиво с прицепом снимали все тормоза. Нужно было только не мешать. Справедливости ради скажем, что и именитые ребята в своих солидных гроссбухах временами врут не менее лихо.
…Поэтому, имея с Пашей на пару пива, можно было загрузиться по самую ватерлинию. Предложение угостить собеседника ответно, угощающий рассказчик считал для себя страшным оскорблением. Называлось это пошло - «раскрутка», и считалось высшим пилотажем, потому что таким образом сосед по пиву выражал свое искреннее и неподдельное уважение интересному СОБЕСЕДНИКУ как личности, а таковым был далеко не каждый. Убогий мог рассчитывать только на опивки.
… В понедельник, утром, после расследования, возглавляемого стальным наркомом ежовым лично, благополучно, как и предполагалось, затащившего бронепоезд расследования в тупик, все больные были возвращены в санчасть. Виновные, естественно, обнаружены не были, и, по слухам, расследование решило прийти к нейтральному выводу - девушки просто ошиблись.
-Забором! – тихо радуясь, ржали избежавшие легендарных ежовых рукавиц реабилитированные беспомощностью следствия больные.
А время бежало, бежало, бежало, теряя себя... Страна поднапряглась, ВЗБЗДНУЛА, и восстановила запас зеленки. Сумеют ведь, когда захотят. Подоспело жилье для маршала жукова. Через две недели успокоился Пашин голеностоп. Опухоль спала, невзирая на интенсивное лечение Васьвася. Мы с Паулем опять стали ходить строем роты, где уже никак нельзя было безнаказанно изобразить вдвоем командира, рацию, раненого разведчика, тыл врага и двадцать шесть бакинских комиссаров сразу.

…Рано-вранцi все укрив туман.
Снiг лягав - так м'яко-м'яко танув,
На зацiплений в руцi наган,
На червоно-чорну рану…

Успевший заблаговременно и благополучно скончаться нерепрессированным в своей постели, поэт
и партийно-государственный деятель УССР
Васыль Эллан-Элланский-Блакитный.




Командир первого отделения второго взвода 122 роты СВВМИУ (1972 год) старшина II статьи Павел Николаевич Грозенок смокингуется из авосечного гардероба перед выходом в свет. На заднем плане- легендарный ЗАБОР.




НАШЕ место у ларька на площадке перед городским пивбаром на Большой Морской. Слева направо: постороннее гражданское тело, Дудаков, Парсаданов, Пашина кружечка пива, Грозенок, Юськович, ларек.
_________________
Когда я служил под знаменами герцога КУМ-БЕР-ЛЕН-СКА-ВА!!!

[Иван Лукашенко]

Прочитал я, Андрюша, твой отчёт - воспоминания об временном интервале твоей жизни в училище, которая для меня на ту пору уже "выпала" - на тот момент , я вкушал прелести Краснознамённого Северного... Адмирала Дронова не знаю вообще... Спасибо, всё - равно нахлынуло щенячьим чувством маминой сиси...
_________________
Нет ничего невозможного для человека, которому не надо это делать самому...

[Владимир Рыбальченко]

А мы потом тупость в "дронах" мерели...
Эх! Золотые денечки были!
Да все так складно! Все так знакомо!
Но далеко...

[Давидовский Александр.]

Спасибо,Андрей!
Все так и было!
Вспомнил тебя,увидев фото группы товарищей у пивного ларька.
Наша первая встреча состоялась на железнодорожном вокзале Севастополя в начале
июля 1972 года.Дело было ночью.Ты отправлялся в летний отпуск,мы же,компания
приехавших поступать в СВВМИУ,оказались на вокзале с целью переночевать.
Как-то сама собой завязалась беседа,которая продолжалась до объявления посадки
на твой поезд.О чем говорили,я уже и не вспомню.Мы задавали вопросы про училище,
а ты охотно отвечал нам,салагам.Как-то живо все это вспомнилось.
Еще раз спасибо за рассказ.
_________________
"Нас мало, нас все меньше,
и самое страшное, что мы врозь..."

[Иван Лукашенко]

[Андрей Парсаданов]

Ваня, утро, если не ошибаюсь, после крепкой свадьбы. А тут Паша перевозбудился фотосэссией... Ну и ...

ОБЩАЯ ТЕТРАДЬ


Несет ручей весенний среди клочков бумаг
Пластмассовый кораблик с названием "Моряк".
Струя его мотает и кружит как волчок,
Мотая разноцветный негнущийся флажок.
Царапая о камни блестящие бока,
Несет вода кораблик неведомо куда.
1977г.


Чацкий пафосом блистал.
Вырос, Фамусовым стал.
1975г.


За желтыми окнами орды Сальери
Усердно икру баклажанную ели.
Икра уходила, хотя и не сразу,
В огромную белую пасть унитаза.
Спал Моцарт предсмертным, безрадостным сном.
Ревели авто. Торговал гастроном.
Отдельно от них проживал Торквемада,
Начальничек рая, исчадие ада.
Другие машины, и окна и дом.
Иная икра и иной гастроном.
Одно только всех и роднило, зараза-
Бесстыже разверстая пасть унитаза.
1978-2011гг.


Били свои и чужие. Ласковые и злые.
Били одни с неохотой, и с наслажденьем- другие.
"Бейте!"- кричали сверху- "Вам ничего не будет!"
И тяжело сопели в общем-то добрые люди.
Всё показать старались верхним свое рвение,
И норовили врезать в солнечное сплетение.
Тут нужно было падать, сильно рыдать и каяться,
Все обещать исправить, лишь бы вот здесь остаться.
Но не упал. И грянул, молниями сверкая,
Сверху приказ: "Строптивца- выгнать взашей из рая!"
...Сзади замки гремели, избранных запирая,
А впереди лежала ЖИЗНЬ без конца и края...
1978г.


Отраву жизни пей до дна.
Скотиной путь пройдешь до гроба.
И понесут вперед не ордена-
Изящно расфасованную злобу.
1982г.

Да, без экивоков- стихи исключительно про Гондурас, из цикла "Гондурас- в сердце каждого из нас!".
_________________
Когда я служил под знаменами герцога КУМ-БЕР-ЛЕН-СКА-ВА!!!

[Иван Лукашенко]

Андрюша, автобиографическое???

Били свои и чужие. Ласковые и злые.
Били одни с неохотой, и с наслажденьем- другие.
"Бейте!"- кричали сверху- "Вам ничего не будет!"
И тяжело сопели в общем-то добрые люди.
Всё показать старались верхним свое рвение,
И норовили врезать в солнечное сплетение.
Тут нужно было падать, сильно рыдать и каяться,
Все обещать исправить, лишь бы вот здесь остаться.
Но не упал. И грянул, молниями сверкая,
Сверху приказ: "Строптивца- выгнать взашей из рая!"
...Сзади замки гремели, избранных запирая,
А впереди лежала ЖИЗНЬ без конца и края...
1978г.
Сильно. Мне нравится...
_________________
Нет ничего невозможного для человека, которому не надо это делать самому...