СВВМИУ.ru

[Владимир Рыбальченко]

Хочу в этой теме публиковать Стаса Радзиевского шедевры. Лично я без ума от них. Почему? Потому что, он пишет о нас, о наших сокровенных тайнах, желаниях и происшествиях. От них бывает, иногда, стыдно, как от просмотра "Женитьбы Бальзаминова" или "За двумя зайцами". Да и то, что я публиковал на своей Ростовской странице, мне показалось большим плагиатом! Тем более, Стасу, в его невыносимой ситуации - это моя точка зрения - для творчества нужны эмоции! Саша Вашурин - респект! Мой твой телефон не отвечает, а Стас твой "забыл". Отзовись.

Добавлено спустя 5 минут 14 секунд:

Итак, первый рассказ. Один из участников - наш общий любимец, не нас вдвоем, а общеротный. Он знает этот рассказ. И, даже обижался. Но, он, таким образом, попал в историю - опубликован ведь.
Станислав РАДЗИЕВСКИЙ
ДОМОВОЙ
Рассказ
« Есть много, друг Горацио, в природе,
Что и не снилось нашим мудрецам…»
У.Шекспир «Гамлет»

Кто-то, прочитав рассказ, многозначительно покрутит пальцем у виска, другой может быть вспомнит нечто подобное и промолчит. О таких вещах у нас не принято говорить вслух, или, по крайней мере, говорить принято только в шутливом тоне. Но, как бы мы не хотели, но к теме этой даже в литературе обращались многие писатели и даже классики. Вспомните Н.Гоголя, А.Толстого, В.Шишкова, М.Булгакова и других. Так что обращение к теме совсем не могу отнести к признакам ненормальности или даже сумасшествия.
В моих детских воспоминаниях в числе первых, прочитанных самостоятельно, книг самой впечатляющей осталась старая толстая книга с потрёпанным чёрным переплётом «Русские народные сказки». Притягивало к себе, прежде всего её оглавление с перечислением разделов книги: «Про мертвецов, про ведьм, про домовых, про леших и тому подобное…» Сказки были простыми и порой с похожими сюжетами, но для читателя моих тогдашних лет они затягивали и имели откровенно-завораживающее действие.
Лешие, русалки, домовые и прочая нечистая сила… В русских сказках, знакомых каждому с раннего детства, всегда присутствовали эти персонажи, представляемые не только в литературе, но и в кинематографе то откровенно–злыми, то вполне осознанно наделёнными типично–человеческими чертами: хитростью, шкодливостью, завистью и прочими «бытовыми недостатками». Впрочем, обо всех сразу рассуждать нельзя, ибо «нельзя объять необъятное». Вспомни одного и параллельно возникнет по соседству ещё какая – либо разновидность нечистой силы. Даже в истории имеются факты, как, например, при строительстве Санкт-Петербурга дьяк одной из церквей увидал на колокольне «худую, седую и простоволосую бабу – кикимору», после чего кричал на площади: «Петербургу быть пусту!». За что и был по приказу Петра бит нещадно кнутами. Так что любое общение с нечистой силой всегда каралось властями, а в период «воинствующего атеизма» в нашей стране и тем более, как юмористично это не видится.
То, что ведьмы встречаются довольно часто и в обычной жизни ни для кого не новость, причём не только в женском обличии. Само название «ведьма (ведьмак) означает ведающая (знающая), а злая она или добрая – это уже второй вопрос. Вспомните художественный фильм «Старая, старая сказка», где главный герой в исполнении О.Даля спрашивает ведьму: «Это ваша профессия, или, значит, характер у вас тяжёлый?».
Но это всё лирические отступления. Хочется обратиться к собственному опыту. Итак, осенью 1979 года после окончания военного училища в числе других «зелёных» лейтенантов мне пришлось проходить обучение в одном из городов Калужской области. Время было молодое и свободное, полное соблазнов и приключений. После вечера, проведённого в местном кафе, из общей компании бесследно исчез один из наших товарищей. Кто-то заметил, что он испарился с какой-то барышней в направлении пригородной автобусной остановки, что не вызвало особого беспокойства, ведь повторюсь «время было молодое». Однако в общей казарме ещё до утреннего подъёма он появился. Смотреть на него было неловко: весь дрожащий, бледный, взъерошенный и абсолютно трезвый… На все вопросы он долго не отвечал, пока совместными усилиями из него не удалось выдавить подобие объяснения: «Домового видел…».
Что выяснилось позже. Прибыв с барышней на автобусе в местную деревню, он направился вместе с ней в её дом, причём по дороге заметил странность: в деревне было абсолютно темно, тихо и даже собаки не подавали голоса. То есть полное отсутствие признаков человеческой жизни…
По словам рассказчика ночью в комнату, где расположилась пара беззвучно проникла какая-то фигура, напоминающая очертаниями человеческую, также беззвучно села на стол и начала опять - же беззвучно болтать ногами, причём этот процесс одновременно наблюдали оба фигуранта. По словам рассказчика передаю их ощущения: страх сковал всё, некоторое время они не могли даже говорить, пока наш товарищ не нашёл в себе сил сказать даме шёпотом на ухо, видимо желая её успокоить: «А знаешь, как они людей убивают? Дотронется и всё, человек умер!» Видимо обстоятельства сыграли свою роль, нервы тоже, и он, как в бездну мгновенно вслед за произнесёнными словами провалился в сон. Представляю эффект его быстрого пробуждения, поскольку проснулся он от дикого крика. Оказалось, что спутница, услышав его «успокаивающий» шепот, через некоторое время решила потрогать его сонное тело, не подающее на тот момент видимых признаков жизни. Конечно, закричишь тут! Однако факт наблюдения нечистой силы наш товарищ впоследствии повторял, и не поверить ему было довольно трудно, хотя его рассказ и вызывал наши многочисленные шутки.
Впоследствии слышал множество рассказов о нечистой силе и её проделках. Так, например старые люди вполне серьёзно советовали дома оставлять на столе на ночь крошки хлеба для домового, а иногда, чтобы задобрить его – и рюмку водки (домовые, они пьющие). Кроме того советовали звать домового с собой в новый дом, чтобы он следил за хозяйством и домом. Считается, что домового видят домашние собаки и кошки и даже пытаются с ним играть. Насчёт собак не скажу, а вот кот при мне совершал не раз необъяснимые прыжки в пустом (для меня) пространстве.
Во время службы на Крайнем Севере в 1982 году пришлось жить в старом деревянном двухэтажном доме. Этот дом, кстати, попал в кадр при съёмках фильма «Командир счастливой «Щуки». Так вот во время летнего отпуска мы с женой поехали в Геленджик, где жили в доме с «удобствами» за пределами постройки. Ночью приходилось идти к выходу по длинному коридору с одной подслеповатой лампой под потолком, причём самой мизерной мощности. И я, встав ночью, неожиданно заметил в коридоре, как какая-то низкорослая фигура, немного похожая на обезьяну, совершила впереди меня несколько бесшумных прыжков к выходу. Тогда я счёл всё плодом своего, не совсем прошедшего сна, но всё же рассказал сонной жене о встрече с домовым (теперь у меня уже есть уверенность, что это был он), услышал от неё в ответ тоже сквозь сон: «А что же ты не спросил, к худу, или к добру?». Я не знал, что любое появление домового - это знак какого- то грядущего значимого события. Отпуск закончился и по приезду назад на север мы обнаружили вместо дома обгорелые брёвна. Вот тогда я и понял смысл своего видения. Впрочем, кому я мог тогда рассказать об этом? Не замполиту ведь! Но сам факт заставил крепко задуматься.
Несколькими годами позже, проживая в таком же старом деревянном двухэтажном доме, мы готовились к встрече Нового года. Встречать праздник решили вдвоём, не собирая компанию. Вечер был довольно скучным, даже телевизор был выключен. Супруга пригубила немного шампанского и решила спать, оставив меня наедине с закусками и бутылкой импортной водки «Палинка». Праздник не ощущался и я, едва распечатав бутылку, тоже лёг. Очнулся ото сна в тяжёлом состоянии, почему - то сидя за столом. Напротив меня сидел какой-то субъект неопределённо–пожилого вида, закрыв глаза ладонью левой руки, и спокойно правой рукой ел из тарелки копчёный палтус, который я, кстати, терпеть не мог. Разговора не было, но субъект смело наливал в рюмку водку себе и мне, будто приглашая к тосту. Язык мой силился что-то сказать, но слова мои с большим трудом, как сквозь вату, выползали изо рта. Наконец мне удалось выдавить из себя то, чему тогда в первый раз учила жена: «Ну что, дедушка, к худу, или к добру?» Субъект выпил и вполне отчётливо произнёс в ответ: «Не будет зла, не будет и добра».
На этом впечатления мои обрываются. Проснулся утром с чётко – вросшей в память картиной общения с «дедушкой». Кстати, тарелка, где лежал палтус, была пуста, бутылка – тоже.
Слова домового не давали покоя. На чердак нашего дома по широкой лестнице забирались бродячие собаки и общались там довольно шумно, не обращая внимания на людей и время суток. Собаки, собравшиеся в стаю намного страшнее волков, так как они не боятся людей. Они живут едой с помойки, распространяют заразу и по решению городской администрации подлежат отстрелу в черте города. Мне, живущему в таком неприятном соседстве, не было иного выхода, как расчистить жизненное пространство для себя и своей семьи. Было очень тягостно выполнять такие функции, но взяв на службе малокалиберный пистолет, за один вечер расчистил пространство, обезопасив хотя бы свой подъезд. Я люблю собак, но иного выхода тогда не было. Ощущение было настолько тяжёлое, что придя после этого домой, будто истово творя молитву, оглушил себя стаканом неразведённого спирта… До сих пор стыдно и гадостно вспоминать об этом.
На следующий день прямо домой принесли свежий ордер на вселение в новую квартиру и слова домового обрели свой смысл.
Уже по возвращению в Омск, пришлось лежать в городском военном госпитале для ветеранов. Как известно – здание госпиталя очень старое с древними толстыми стенами и ясно, что эти стены помнят много посетителей, смертей и людских страданий. И не только я, но и многие, кто лежал в это время в госпитале ощущали по ночам присутствие в помещении некой непонятной сущности. Медицинский персонал, особенно те, кто длительное время работал в учреждении, на вопросы по этой теме старался не отвечать, но чувствовалось некоторая недосказанность в их молчании.
Не смею утверждать истинность существования домовых, банников, ведьм и прочей нечистой силы, но ведь что-то же подобное несомненно есть, хоть это и считается антинаучным! Теперь, когда дома долго не получается быстро найти нужную вещь (это чаще всего что-то блестящее – ключи, ножницы, золотые украшения жены…), то знаю, что стоит попросить: «Дедушка, поиграл и отдай», то вещь непременно вскоре попадётся на глаза, а если приходится переезжать, всегда произношу бабушкины слова: «Дед домовой, пойдём вместе со мной, будем жить – поживать и добра наживать». Выглядит смешно, но ведь действует! Хотите – попробуйте!

Добавлено спустя 1 минуту 47 секунд:

Саша мой телефон 904-340-31-28 ВР

[Александр Вашурин]

Здравствуйте,всем!Володя,спасибо за рассказ Стаса.Читал с удовольствием.Всего доброго.Мой тел. 8-919-010-28-14.

[Владимир Рыбальченко]

Закончилась большая работа под названием ремонт и, следовательно, появилась возможность опубликовать работу Стаса Радзиевского. Тут у меня с Александром Вашуриным получается некое недопонимание, а скорее невнимательность с моей стороны. Ему понравился другой рассказ - Шура прости, забыл какой - а публикую о снах. А так как, собираюсь выставить все, то дело дойдет и до твоих предпочтений. Милости прошу.

Станислав Радзиевский

Властелин снов

Сказка (скорее всего – для взрослых)

Организм требовал ночного отдыха, но, как обычно, сон привычно сразу не приходил. Долгое и неподвижное лежание в постели не давало результата. Возникали какие-то посторонние мысли и воспоминания, но столь желанное забвение и отдых для мозга бродили где-то рядом, будто не

решаясь перешагнуть границу сознания и своей невидимой рукой спутать мысли, погрузить во, всегда неожиданный, мир ощущений ночных сновидений. Наконец как-то само наползло долгожданное ощущение покоя и отсутствия восприятия окружающего мира. Оно пришло! На краю дивана сидел невзрачный маленький человек в возрасте и с небольшим сундуком на коленях. Такие сундуки лет двести назад использовали моряки для хранения своего немудрёного скарба. Но человек выглядел явно не на древний возраст и не проявлял никаких признаков беспокойства или неудобства. Он просто сидел и всё.

- Кто вы? – последовал вполне естественный вопрос от меня.

- Властелин снов. Конечно, это сильно сказано «властелин», но это именно так в данном случае. Именно я присылаю к тебе ночные сновидения в зависимости от моего настроения. Читаю в твоих глазах вопрос: «Оле Лукойе?» и сразу же отвечаю – нет. В сказке великого сказочника Г.Х.Андерсена Оле Лукойе – обычный насылатель снов детям в зависимости от поведения малышей при их бодрствовании. И всё это он проделывал примитивно при помощи разноцветных зонтов. Великий сказочник практически ничего не упомянул про физические ощущения спящих и про то, что они должны были подумать и какие выводы из ночных сновидений сделать для себя. Оле Лукойе – не более, чем добрый старичок - демонстратор детских сновидений, что-то вроде видеомагнитофона. Впрочем он, также, как и я, является в некотором роде представителем, как у вас говорят «нечистой силы», впрочем, какими являются и сами сны, и даже тени.

Здесь, в моём сундуке все твои сны. Некоторые я посылаю тебе повторно, или в несколько другом ракурсе, но всегда они приходят к тебе неожиданно и со значением. Таков наш закон! У меня имеется сундук для снов каждого человека. Этот – твой. У вас, людей, есть ошибочное суждение, что психически нормальные люди не могут видеть снов. Тогда, к случаю, смею спросить: «Что же всё человечество активно использует периодическую систему старика Менделеева, пришедшую к нему во сне? Неужели и он был тогда повреждён рассудком?». Твои сны в абсолютном своём большинстве исходят из твоих прошлых поступков, обстоятельств, желаний, переживаний. Чтобы увидеть во снах будущее, необходимы очень большие усилия и для тебя, и для меня, или как говорили ранее ваши мудрецы: «Нет ничего страшнее, чем знать свой последний час…». Так же, как и будущее. Не нужно пытаться заглянуть за черту. Впрочем, иногда приходится приоткрывать во снах грядущее, но это уже скорее продукт мелкого озорства таких, как я, и происходит крайне редко. Для тебя я уже давно извлекаю из сундука только цветные сны. Иногда с незначительными правками, но всегда с возможностью для тебя подумать над их содержанием. И заметь, что сны твои всегда содержат физические ощущения и эмоции. Вспомни, сколько раз тебе приходилось просыпаться от своего собственного крика и в холодном поту…

И мне всегда приходится смеяться над любыми попытками истолковать сон по истрёпанной книжке, лежащей на верхней полке твоего шкафа. Существует, правда, возможность забыть про сон, хотя на предупреждение, которое в нём содержится повлиять невозможно. Это очень просто сделать, нужно сразу после пробуждения посмотреть в окно и произнести: «Сон, уйди вон». Но ты никогда не угадаешь, какой сон в эту ночь придёт к тебе, и запомнишь ли ты его. Это закон…

Наступило короткое пробуждение, настолько короткое, что очень захотелось вновь закрыть глаза и погрузиться в сладкое небытие. Так и получилось после небольшого и неохотного сопротивления организма…

Сон первый.

Перед глазами возник, знакомый по прежним временам, северный пейзаж с голыми, заснеженными скалами и почему-то разрушенными жилыми постройками по краю огромного каньона, разделяющего в былые памятные времена город на старую и новую части, и который в моей памяти был просто оврагом с хиленьким ручьём на дне, соединяющим своим течением пресноводное озеро с морем. Только сейчас вместо моста через овраг виднелись отдельные обгорелые доски и брёвна, скользкий камень, и едва – протоптанные тропы человеческих следов, направленных вниз к развалинам моста и дальше на другую сторону, которую, впрочем, вернее было бы назвать «другим берегом», так как по дну каньона шумел течением бурный ручей. Тени людей, безразличные, очень немногочисленные и слабые возникали на берегах среди развалин построек и вяло двигались, видимо в поисках чего-то. Была оглушающая тишина, хотя шум ветра и плеск волн со стороны берега моря слышались чётко. В мозгу возникло ощущение чего-то ужасного, произошедшего в городе. В воздухе висел дух катастрофы, подкреплённый возникшим во рту, знакомым кисловатым привкусом радиации.

Память оживила прежнее расположение города и заставила перебираться на другую сторону каньона по обозначенной тропе между скользких камней, брёвен и сугробов. Уже не удивляли, видимые среди камней и снега остатки человеческих тел и немногочисленные существа, напоминающие людей, которые при встрече беззвучно шарахались в сторону развалин, не вступая в общение.

Направление, выбранное для дальнейшего следования, должно было в конечном итоге привести к военному заводу, где мне когда-то пришлось работать, и где оставалась вероятность встретить живого человека, с которым можно было поговорить и выяснить всё. Но приближение к знакомому месту вызвало то чувство, которое можно было бы с большим преуменьшением назвать разочарованием… Завода не было. Была ржавчина остатков металлического ограждения, развалины корпусов, акватория с безжизненными обугленными скелетами кораблей и поникшими стрелами башенных кранов на берегу залива. Обожженные коробки домов вокруг территории завода зияли пустыми глазницами окон и дверных проёмов. Знакомый кисловатый привкус во рту, и ничего живого вокруг!

Стало до жути понятно, что эта часть города, прежде полная жизни и движения, теперь просто необитаема. Апокалипсис!

Проснулся в холодном поту от собственного крика.

Вспомнил после пробуждения слова «Властелина снов». Видимо, из озорства он прислал мне кошмар из будущего, как предостережение и подтверждение своих возможностей, хотя это лишь мои догадки. Но ощущения, как во сне, так и сразу после пробуждения были вполне реальными.

Несколько последующих ночей сны были довольно незначительными, обыденными, как телевизионные новости и не оставляли следов в памяти. Пришло даже некоторое расслабление и чувство, что Властелин снов меня как бы оставил в покое. Не надо было так даже думать…

Сон второй

Отчего-то сразу стало понятным перемещение во времени на несколько десятков лет назад. Суетливый пейзаж южного прифронтового города. Жарко, городские колодцы вычерпаны до ила. Отступление войск. Быстрое построение оставшихся от полка, солдат и короткое приказание усталого командира мне и ещё одному – второму номеру расчёта нашего ручного пулемёта: «Выставить на въезде в город пулемётный заслон с целью задержки движения вражеских танков», хоть и глупо, но говорить что–либо против бесполезно. Кроме того, приказано было отдать весь боекомплект, оставив себе только половину диска. О гранатах и бутылках с зажигательной смесью речи вообще нет. Короче, будем пугать вражью силу своим геройским видом. Понятно, что нас со вторым номером хватит в лучшем случае на пару минут, причём наш Дегтярёв танки даже не заметят. Что ж: приказ – есть приказ! Согласно уставу должен быть выполнен «…беспрекословно, точно и в срок…»

Развилка просёлочных дорог на окраине города была в окружении стоялых пшеничных полей и являлась единственным возможным местом для позиции. Метрах в ста позади виднелся редкий кустарник в рост человека, вот и весь исчерпывающий пейзаж. Три патрона из пулемётного диска пришлось отдать «второму номеру» для его трёхлинейки. Всё, ждём появления врага и своей славной кончины…

Лязг танковых гусениц в плывущем мареве возник вместе с клубами пыли из-за поворота внезапно и неотвратимо. Также неожиданно и оглушающе лопнул рядом шар артиллерийского разрыва, оставивший меня одновременно без пулемёта и без напарника с его винтовкой…

Что дальше? Сумасшедший и панический мой бег по полю в сторону кустарника с ладонями, плотно прижатыми к, полным крови, ушам, далее, сквозь ветки, нещадно хлещущих по щекам до неожиданного овражка, падение вниз и… тяжёлое пробуждение.

Видимо «Властелин снов» тогда, еще до разговора с ним, решил напомнить мне невесёлый эпизод из предыдущей жизни, хранящийся где-то глубоко в недрах сознания. Сердце бешено колотилось, и, не смотря на фразу: «Сон, уйди вон» видение долго не покидало меня. Наконец удалось успокоиться, правда, после двух таблеток корвалола. Расслабление постепенно принесло чуткое подобие сна.

Властелин снов опять сидел с сундуком на коленях у края дивана.

- Я прислал тебе кроме обыденных снов и наиболее контрастные, чтобы ты проникся силой моих возможностей. Правда пришлось немного созорничать, проникнув и в грядущее, но ты не забывай, что я прихожусь всё-таки родственником нечистой силе, а значит должен вызывать у людей и

отрицательные эмоции. Признаюсь, что я способен прислать и волшебный сон, для релаксации, но его надо заслужить полным своим избавлением от всяких комплексов прошлого и настоящего, а также забыть о будущем, над которым ты не властен. В общем, вспомни, что было написано на перстне царя Соломона: «И это пройдёт…». В сундуке твоих снов среди прочих для тебя есть самый мой заветный: видение высокой горы с белой заснеженной вершиной, которая сверкает в лучах ласкового солнца. У подножия её медленно течёт спокойная прозрачная река с пологими берегами. На берегу находится зелёный чистый сад с песчаными дорожками, по которым так приятно ходить босиком, переступая там, где хочешь, на мягкую траву и наслаждаться тем, как она ласково щекочет пальцы твоих ступней. И никого вокруг, ни одной живой души. Увидеть этот сон, означает максимально приблизиться к абсолютному покою. Но ты этого сна ещё не заслужил.

Знаю, что те из людей, кто в своё время носил погоны, часто переживают типичные ситуации военной службы в обязательных повторах своих тревожных снов, и ты в этом не являешься исключением. В твоём сундуке множество таких сновидений. Иногда я присылаю некоторые из них тебе в зависимости от моего настроения и, в основном, чтобы потревожить твои нервы. Скучно, понимаешь без этого! Иногда, под настроение хочется добиться, чтобы человек начал путать сон и явь, стал допускать поступки наяву, будто во сне, но это очень жестоко даже для нас - нечистой силы, и здесь всё зависит от силы характера человека. Ну ладно, как говорят у вас в некоторых передачах по телевизору: «До новых встреч».

Пробуждение было непривычно спокойным и быстрым. Обычный следующий день пролетел в рутине дел и пустых проблемах. Поймал себя на мысли, что практически жду наступления ночи и вместе с ней нового сна, как наркоман ждёт очередной инъекции дури. С такими мыслями и пришло постепенное погружение в очередное сновидение.

Сон третий

Жара, типичная африканская сухая и пыльная. Череда обгорелых развалин стен деревенской улицы, исклёванных следами пуль и осколков. Один. Ясно, что всё живое вокруг против тебя, и если не ты убьёшь, то убьют тебя… Остаётся лишь продать подороже свою шкуру. Животный страх, сковывающий движения рук и ног… И голоса невдалеке между развалинами стен домов. Отдельных слов не разобрать, но ясно, что какой-то из многих арабских диалектов… Пустой пулемёт отброшен под стену. Здесь же в пыли и песке – россыпью патроны… Пальцы рук, расквашенные в кровь, пытаются снарядить их в пустую ленту… Патроны гнутые, скользкие от крови, в пыли и песке, будто живые выскальзывают и, сопротивляясь, не лезут в ячейки… А голоса всё ближе и ближе… Наконец лента заполнена и брошена в приёмник, крышка сверху опущена с характерным щелчком. Следом, доведённые до автоматизма, манипуляции с пулемётом по подготовке его к стрельбе… Успокаиваюсь и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, стараясь не обращать внимание на потоки едкого и густого пота. Всё! Сглатываю тягучую и шершавую слюну, и одновременно с нажатием на спусковой крючок, выплёскиваю изо рта во всю силу голоса колючее и отчаянное: «Аллах акбар!» и далее во всю возможную мощь своей фантазии и злости дополняю непрерывно и матерно на языке «родных осин» по-русски…

Этот короткий сон с незначительными изменениями повторяется периодически и всегда обрывается на одном и том же месте, видимо он, как дежурный экземпляр находится где-то близко к краю сундука у Властелина снов…

Сны. Считается, что душа человека во время сна путешествует там, где ей либо лучше, либо там, где человек хотел бы очутиться сейчас. Вспомните того же Г.Х.Андерсена и разговоры придворных ворон с Гердой в сказке «Снежная королева» о снах придворных кавалеров, которым снится, что они на охоте и о снах придворных дам, которым снится, что они на балу… В любом случае сны видят все, но не все помнят их. Я же сегодня вечером опять закрою глаза и буду надеяться, что Властелин снов пусть не сразу, но всё же осчастливит меня заветным сном о зелёном саде с песчаными дорожками, ласковой рекой и горой с ослепительной вершиной…

[Александр Вашурин]

Здравствуйте,всем!Володя,привет!Я тебе говорил о рассказе "Волчья память".

[Владимир Рыбальченко]

Спасибо Александр. Учту в следующей публикации.

[Александр Вашурин]

Здравствуйте,всем!Вчера прочитал рассказ Стаса "Последняя охота".Понравилось очень.

[Владимир Рыбальченко]

Мелодрама от Станислава Радзиевского.
Станислав РАДЗИЕВСКИЙ, (Омск)

Волчья память

Рассказ

Волчица шла трудно. Овца, которую она несло в логово, была тяжела, как ноша после длительной бескормицы, хоть и была основательно придушена, но неосторожно и капельно истекала кровью, оставляя заметные следы на рыхлом и мокром мартовском снегу. Удачная добыча за последние полтора месяца давала надежду сохранить выводок до полноценной весны. Волчата ждали. В последние дни они скудно довольствовались лишь случайной прошлогодней падалью и, как подарком – зазевавшейся сойкой, случайно попавшейся в зубы их матери при неудачной попытке взлететь из сугроба. Логово под валежиной было далеко от привычных троп, где деревенские охотники ставили свои силки и капканы на зайцев, рябчиков и

прочую мелочь. Древние звериные законы прочно установили ей от предков суровый «волчий» постулат: «не строй логово там, где охотишься и добываешь пищу».

Двое оставшихся волчат уже давно выросли из «молочного» возраста. Она уже неоднократно прикармливала их свежатиной в виде мышей, сорок, случайной добычи - зайцев, белок, деревенских собак … Таков извечный закон выживания хищника: «сделай другого добычей, или добычей станешь ты». А это для волчат могло стать реальностью, если вдруг возле логова проложили бы свои тропы одичавшая собака, рысь или человек…

И вот - редкий случай для этого голодного времени года, дающий шанс на выживание волчьему потомству – овца. Ещё живая, полная крови и трепета. Она составляла завидную долю рациона для волчьей семьи на долгое время и являлась частью «учебного материала» охотничьего урока, так как двоим, оставшимся из всего помёта в живых, щенкам, предстояло самостоятельно её придушить и впервые вскрыть, ещё не отточенными убийством, клыками такое незащищённое овечье горло, чтобы вкусить во всей полноте запах и тепло парной живой крови, ощутить вкус и опьянение от убийства, так необходимое им в своей будущей разбойной и беспощадной волчьей жизни.

Матёрый волк - отец семейства уже давно не появлялся, а это могло означать для волчьих семейных законов только одно: капкан, картечный выстрел или гибель под автоматной очередью из егерского вертолёта во время очередной «санитарной зачистки угодий». Волки – очень ответственные родители, так же как и очень верные супруги. И по отношению пары к своему потомству являются образцом во всём животном мире. Волки никогда не оставят свой выводок без еды и питания на долгий срок, даже в ущерб себе. Браконьеры пользуются этим, связывая во временно – покинутом логове проволокой лапы маленьким волчатам, зная, что их родители никогда не бросят потомство, а затем «берут» весь, чуть подросший выводок с расчётом на государственные премиальные выплаты. Зачастую при этом волк, или волчица не попадают в «охотничьи трофеи» и впоследствии становятся беспощадными, кровожадными и страшными «мстителями». Такова реальность.

Волчица уже много ночей выходила на поляну возле логова, поднимала ввысь морду и после нескольких одиночных призывных «взлаиваний» тоскливо посвящала ночной Луне свою вдовью песню о потере супруга. Тоскливую, безнадёжную… Остались волчата – генетическое начало от него и от неё, в будущем готовые продолжить род со своими законами, пусть безжалостными, жестокими и кровавыми, но законами их стаи.

И вот: волчата вкусили всю свою природу с кровью овцы, ощутив сладость и хмель убийства добычи. Волчица удовлетворённо наблюдала за их радостью и «праздником утробы», предвкушая свой покой и сытость после того, как дети насытятся живой плотью и отвалятся в сытый, безмятежный, первобытный сон. Она не учитывала только того, что где-то там, на краю отдалённого хутора, хмурый деревенский охотник по имени Макар, тщательно сейчас восстанавливает по следам возле своего разграбленного овина в воображении картину ночного волчьего грабежа…

Первоначально волчий след был ясно виден от околицы до ближнего березняка напрямую, без привычных волчьих «петель». Наверняка зверь был голоден, или же это была волчица, стремящаяся принести выводку еду и живую добычу для воспитания навыков. Догадку подтверждали и редкие крапины овечьей крови вдоль следа, следы выкуса окровавленного снега по пути. Далее след путался и петлял, сбивая с толку и поэтому своим охотничьим опытом Макар определил, что больше не остаётся ничего, кроме постановки волчьих капканов по следу, там, где, опьянённый добычей, хищник ещё временно не обрёл первоначальных природных навыков осторожности после удачного разбоя и там, где он будет возвращаться (если будет) вновь по своему же следу.

Опять «волчья опасность»! Такое случалось несколько лет назад в пору бескормицы и неурожая. Тогда ещё до рождества пошло под нож практически всё поголовье домашнего скота. Домашнюю птицу приходилось караулить, как часовому и держать на подкормке практически впроголодь. Тяжело! Волки пели

свои голодные песни на околице хутора, и даже ружейные выстрелы не имели для них особого эффекта. Волк и человек, извечное их противостояние с первобытных времён всегда давало отклики в литературе. Вспомните «Зов предков» Д.Лондона, рассказы С. Томпсона, другие произведения… Одно становилось понятно - вступал в действие тот же самый древний постулат: «сделай другого добычей, или добычей станешь ты.»

Что ж?! На войне, как на войне! В жбан на каменке в кипящую воду с «зелёным отваром» погружены стальные тела волчьих капканов. Обработана одежда и снаряжение, «камус» на лыжах, чтобы даже минимальный посторонний запах не вызвал сомнения у хищника. Всё! На тропу! Мало надежды, что такой мудрый зверь не обнаружит западню, но даже обнаружение им капкана на тропе, возможно, заставит волков изменить район добычи. Может – быть, это и несколько не честно по отношению к соседям, но, как говориться: «Своя рубашка ближе к телу». Прошёл ещё месяц. Снег ещё не сошёл до конца, но овца давно съедена, вплоть до шкуры, кости обглоданы так, что даже не пахнут. Волк – отец семейства так и не появился. Впалые бока волчицы тяжело вздымались над подросшими волчатами, стремящимися по – привычке достать до её сосков, давно уже пустых. Оставалось идти на добычу. Знакомая тропа, проложенная ей при последней удачной охоте, ещё не до конца для её нюха выветрилась от запахов былой овечьей крови, звала и направляла, заставляла азартно притупить осторожность и страх. Березняк, ещё вросший в островки ноздреватого снега, хранил состояние покоя и ожидания ранней весны. Мелкие лесные пичуги уже не отчаивались в поисках пищи прыгать под деревьями и реального интереса в виде добычи не представляли. Тропа вела, вёл и нюх, стремящийся соблюсти направление привычного маршрута к хутору.

Лязг и внезапная боль! Нечто безжалостно – острое, не живое, но сильное, разрывающее болью и ужасом и этим – непонятное, впилось в переднюю лапу, не давая бежать, лишающее воли, сеющее страх и злость ко всему на свете, даже к себе самой! Острые челюсти неведомого врага жестоко стиснули лапу, не давали вырваться, накрепко держали толстой цепью возле ствола берёзы и внушали безысходность и боль за себя, а главное – за волчат, оставшихся в логове, одинокими, голодными и беззащитными.

Со временем первобытное мудрое чувство подсказало ей, что выть и скулить бесполезно, чтобы не привлечь к себе внимание. Где-то на дне инстинкта возникло и стало расти решение, видимо пришедшее ей ещё от её пращуров из их опыта общения с извечным врагом – человеком. И она принялась остервенело и безжалостно грызть свою переднюю лапу выше уровня захвата капканом. Боль, причиняемая самой себе, была на- много меньше и значительнее тех страданий, которые представлялись ей от предчувствия опасности для волчат. Она грызла, превозмогая её, захлёбываясь собственной кровью, со злостью к себе от своей же боли, полная ненависти, отчаяния. Эта битва с собственной лапой продолжалась день, ночь, потом ещё день…

Непривычное ощущение отсутствия опоры на переднюю лапу завершило долгий, мучительный и болезненный процесс усталым желанием отлежаться здесь же на окровавленном снегу до возврата сил, но ощущение опасности было выше. Культя лапы кровоточила, болела, но волчица вновь была СВОБОДНОЙ и оставалось МАТЕРЬЮ! Назад, к логову…

Волчата спали, или казалось, что спали. Тот, что поменьше, был безжизненным и уже затвердевшим, а второй – хоть и неподвижным, но ещё тёплым. Волчица легла. Единственное, что она сейчас смогла бы сделать для щенков – это вытянуть культю пострадавшей лапы, чтобы они вылизали из неё кровь и насытились хотя бы этим. Молока у неё не было уже давно.

Макар вышел на лыжах на знакомое место, обнаружив в березняке в одном из своих капканов отгрызенную волчью лапу. Озноб прошёл по спине. Бывалые промысловики не раз рассказывали, что волк способен на такое, и горе тому охотнику, кто не сумеет вовремя добрать такого подранка. Не зря в старину по преданиям именно такие волки становились «волкулаками» или - оборотнями. Безжалостность, хитрость,

изворотливость и кровожадность их, по словам легенд, наводила ужас. Одному дальше идти стало суеверно - страшно. Назад, к дому… Возвратясь в пределы хутора, и не заходя домой, Макар завернул к соседу, тоже охотнику, - деду Спиридону и долго не решался начать разговор, пока дед сам не заметил некоторую неестественность в поведении соседа. Да и ружьё за плечами Макара было не к месту для обычных соседских разговоров.

- Чего мнёшься? Никак опять волчья напасть?!

- Хуже дед. Времени мало прошло, но надо добирать подранка, не дай бог волкулак…

При этом Макар выложил из рюкзака на пол капкан с волчьей лапой. Дед Спиридон сглотнул слюну, с трудом наложил на себя крестное знамение и торопливо стал собирать на стол нехитрые охотничьи приспособления, не забывая каждую из вещей осенять «святым крестом».

- Ой, беда, беда! Нельзя откладывать, может, поспеем ещё. Три дня вышло уже, или нет? Подранка такого добрать надо в три заката, иначе беда. И в храм сходить надо потом – грехи отмолить, и свои и чужие. Жаль, серебра нет, пулю отлить про всякий случай. Верное дело! Я такового дела почитай тридцать лет не вспомню, ещё с конца сороковых, а тогда всей деревней, даже с бабами на облаву шли, и оклады с икон на пули изводили. А сейчас нас с тобой, считай всего двое, да и ты, думаю - некрещёный…Больше то кого взять? Одни «синяки» остались, прости Господи! Крест то хоть на тебе есть?

Да, мужики в хуторе, которые остались, от безысходности пили всё, что может гореть и, в лучшем случае перебивались случайными заработками. К охоте и прочим «лесным премудростям» были мало пригодны. Макар припомнил по рассказам покойной матери, как в первые послевоенные годы по местным лесам появились стаи чёрных волков, нападающих на людей и не боящихся ружейных выстрелов. Тогда действительно против волков проводились настоящие войсковые операции с привлечением всех возможных средств. Правда позже выяснилась и причина: волки были одичавшими овчарками из брошенных немецких концлагерей. Отсюда и их навыки, плюс – отсутствие боязни. Но это было давно, хотя в памяти деда Спиридона – ровесника первой мировой войны, тоже частично объясняло его тревожную реакцию.

Зверовой пёс Макара - лайка Чус бодро взял след от кровавого пятна на месте установки капкана вглубь леса и вскоре вывел охотников к той самой валежине, в логове под которой мёртвая волчица прикрывала своим, уже остывшим телом последнего, едва живого, волчонка…

- Надо волчицу и щенков ободрать, Макарушка. Хоть какую копейку получишь за шкуры в «Охотсоюзе». Да и спокойнее для души будет. Да она ещё и не совсем закоченела, немного мы с тобой не успели.

- Да как же живого обдирать, дед? Заберу с собой, может быть вырастет – за пса будет, Ведь считай – дитё, хоть и волчье – ещё месяцев четырёх ему не будет.

- Зря, Макар. Помни: сколько волка не корми, а …….

- Возьму. Там поглядим.

Дорога назад была недолгой. Чус держал дыбом шерсть на загривке и стремился быть подальше от рюкзака, в котором лежали две шкуры и один живой щенок хищника.

Собаки в соседних дворах хутора сходили с ума от злобного лая при проходе Макара мимо, но хвосты их при этом были трусливо зажаты между задних лап. Даже запах волка – извечного их врага и врага хозяев поселял в собачьих душах страх, вызывал агрессию.

Во дворе Макар определил волчонку для жилья пустую кроличью клетку, выделил миску с коровьим молоком. Всё, вроде собачья жизнь для ребёнка хищника началась.

Однако наутро молоко обнаружилось не тронутым, а волчонок молча и злобно смотрел на всех приходящих, явно отказываясь от дружелюбного общения. Попытки погладить его вызывали злобные оскалы и намеренье укусить за руки. Из еды им за все последующие дни были приняты лишь сырые куриные потроха и куски печени. Дед Спиридон подходил, вздыхал и повторял Макару всегда одно и то же: «Сколько волка не корми…» и обречённо махал рукой.

Постепенно становилось теплее, весна брала своё. Уже подсохли лужи. По собачьим меркам волчонку уже исполнилось около пяти - шести месяцев. Он уже осторожно принимал еду из рук Макара, но своего расположения к другим окружающим не показывал, хвост держал зажатым между лап и иногда скалил в ответ на ласковые слова свои, уже внушительные кривые клыки. Когда Макар осторожно на поводке выводил его во двор, то даже Чус не рисковал близко приближаться и лишь издалека со вздыбленным загривком угрожающе издавал своё «Р-р-р-р…». Пришла пора обретения волчонком имени. Здесь не обошлось без деда Спиридона. У того в прошлом был случай, когда со двора прямо из ошейника, из будки ночью волки выгрызли его пса по кличке Серый. Таким образом, общим решением и волчонок был наречён в память о погибшей собаке деда.

Попытки удлинить поводок на время прогулки привели к последствиям далеко «не домашним». Макар никак не мог ожидать, а может просто на время потерял бдительность, не очень крепко держа рукой брезентовый ремень поводка, когда от резкого и сильного рывка повалился на бок, услышав всплеск обречённого кудахтанья. Взгляд поймал бросок Серого в сторону, туда, где курицы гребли лапами высохший песок, взлёт перьев вверх и визуально - тот факт, что одной из несушек помочь уже не чем. Однако отобрать у волчонка его добычу Макару не удалось: тот крепко держал в пасти куриную шею, злобно рычал сквозь окровавленные перья и всем, уже окрепшим телом устремлялся к своей клетке – своему логову! Во взгляде его Макар поймал выражение, которое иначе, как «волчье» не назвать. Это был взгляд хищника, взгляд разбойника и убийцы. Такое не встретишь в собачьем взгляде. В голову опять пришло сомнение: «Неужели дед Спиридон прав?»

Два первых летних месяца Серый провёл в своей клетке, совершая редкие выходы на поводке с Макаром. Это был единственный из людей, кто мог к нему прикоснуться без явной опасности ощутить на себе остроту клыков. Соседи по хутору единодушно советовали Макару избавиться от волка. Именно уже «от волка», так как щенок уже практически сровнялся по высоте в холке с самой рослой собакой хутора. При его прогулках Макар старался, чтобы другой домашней живности во дворе не было от греха, а Чус сам при этом прятался в свою конуру под крыльцом дома. Волк превратился для жителей хутора в нежеланного и неудобного соседа. Пьяные хуторяне уже начали грозить тем, что сами пристрелят волка, который только и ждёт, чтобы вырваться на волю и всех растерзать. Макар понимал: самое реальное, что предстоит сделать – это отпустить зверя на волю. Пристрелить Серого, уже воспринимаемого им с женой «членом семьи», не поднялась бы рука, по крайней мере, пока он считается домашним. В лесу же, когда перед тобой свободный и хитрый хищник, готовый на убийство и разбой – он вне закона. Тогда всё будет по-честному. Любой зверь имеет против охотника право на свой шанс.

И вот в один из «хозяйственных» дней, когда Макар с Чусом ушли на реку, жена Макара вынесла из дома на крыльцо для проветривания две волчьих шкуры… Что то невозможное произошло с Серым. Он с взлаиванием и подвыванием метался по тесной клетке, потом по – волчьи выбрал единственный способ достижения цели и всем своим телом бросился на решётчатую дверь…

Свобода! В первый раз за всё время без поводка, без хозяина – Макара! Одним прыжком через забор - на улицу в незнакомый, но такой желанный мир множества запахов, так долго звавший его в своё пьянящее пространство с недалёким лесом, хранившимся в памяти его впечатления о тех недавних времёнах, когда шкуры, сегодня лежащие на крыльце, составляли общее «живое» с его матерью и братом!

Неожиданно Серый услышал многоголосый испуганный, но злобный собачий лай. Как из пустоты вокруг возникло вдруг несколько хуторских собак, окружая его и готовясь к атаке. Могучий инстинкт снова пробудил

внутри то самое «звериное, волчье» сознание хищника, заставившее сделать резкий, короткий, молниеносный бросок к ближайшей собаке и совершить то режущее движение со щелчком зубами, которому его учила мать, когда принесла ту последнюю овцу. Собачий круг распался. В центре его билась в конвульсиях соседская собака, с хлюпаньем выпуская из взрезанной глотки кровавые пузыри. А Серый уже длинными прыжками стелил своё сильное тело в высокой траве по направлению к тому самому березняку, где его мать нашла свой роковой капкан. И только ошейник на нём напоминал о том, что там, где-то позади, остался тот единственный из людей, которого он признавал.

Волков во всей округе хутора в тот год не наблюдали. Осень и зима прошли спокойно, без происшествий со стороны матушки – природы. Если не считать визитов зайцев в хуторские сады с целью погрызть коры плодовых деревьев. Да лисы пару раз навещали курятники. Макар скоро ощутил, что воспоминания о Сером стали сглаживаться, гасли и постепенно перестали беспокоить. Но в начале следующей осени с соседнего хутора исчезла лошадь. Сперва думали, что к пропаже причастны проезжие цыгане, но потом в лесу грибники набрели на остатки волчьего пиршества, а по сбруе была опознана пропажа. Однако ни волчьего воя, ни самих волков никто из хуторян не видел.

Пришла зима с обильными снегами, морозами, заставила выгонять из хуторских сараев сани, торить зимники для их использования до следующей весны. Хорошо председателю, он имеет в распоряжении свой гусеничный вездеход, но весьма сомнительно, что он станет его гонять по каждой «не государственной» надобности между хуторами, или в райцентр. Остаётся он – единственный и, веками проверенный безотказный гужевой транспорт.

Дед Спиридон отвечал на хуторе за конюшню и упряжь. Он собрался совершить поездку в районный центр, чтобы запастись товарами и продуктами для предстоящих зимних дней. Для этой поездки и саней с одной лошадью вполне достаточно. Ехать недалеко, и двадцати километров не насчитать, но у деда есть опыт и поэтому ружьё с собой обязательно. При возвращении, уже под вечер, не доезжая пары километров до своего хутора у берёзового перелеска за поворотом впереди, прямо на зимнике деду преградила дорогу волчья свадьба. Старый охотник, едва сдерживал испуганную лошадь, чтобы та не свернула в придорожный сугроб. Он знал, что единственный шанс уцелеть для него – это издали и с первого выстрела убить волчицу. Тогда свадьба разбежится. В другом случае ему остаётся только молиться… Дед насытил оба ствола патронами с крупной дробью и прицелился, шепча слова молитвы. Дуплет отшвырнул тело волчицы на дорогу, а остальных волков заставил отступить в лесок.

Приехав в хутор, дед сразу, не заходя домой, заявился к Макару. Макар уже понял, увидев взмыленную и храпящую лошадь, что случилось неладное. Дед икал от испуга, трясся и не мог говорить, пока Макар не поднёс ему стакан водки. Первыми словами деда были:

- Волки, стая… Свадьбу встретил. Господь спас, ружьё взять надоумил.

Стало ясно – спокойные времена закончились. Зима предстоит «волчья». Ладно, у деда есть ружьё, почти в каждом доме хутора – тоже есть, правда стрелять из них стало практически некому. Оставалась надежда, что стая после дедовского дуплета частично уйдёт, частично распадётся на одиночек, или на пары… Однако уже через неделю многоголосый, тоскливый волчий вой разбудил жителей хутора своей жуткой песней довольно близко к крайним дворам.

На общем собрании жители хутора решили просить помощи в защите от хищников в райцентре и в «Охотсоюзе», хотя каждый понимал, что пока дойдёт бумага, пока рассмотрят, пока примут решение… В общем: «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Решили только держать в каждом дворе приготовленный «шалаш» для костра и, имеющим оружие, держать его наготове. И водки мужикам временно много не пить!

Макар был уроженцем хутора. Он покидал родные места лишь на время обучения в районном педагогическом техникуме (по настоянию матери) и на время службы в армии. Детей Макару с женой бог не дал. Какая-то хворь женская помешала, а скорее – несытые её детдомовские годы и такие же «общежитские» времена обучения в том же самом педагогическом техникуме, где она впервые встретила Макара. Жили они тихо, без ссор и обид, вместе работали в хуторской школе, где при жизни преподавала и мать Макара. Отец Макара всего шесть лет протянул после фронтовых ранений, оставив её одну с сыном. Такова тогда была судьба многих семей. Мать всегда философски учила Макара:

- Никогда не делай зла ни человеку, ни зверю. Добро всегда сильней зла, поэтому оно и побеждает.

На вопросы сына о тех самых «чёрных волках», терроризировавших после войны округу и о борьбе с ними, столь же философски отвечала:

- Зверь стал лютым не по своей воле. Это люди, более лютые, чем звери, сделали его таким. Значит другие люди, более добрые, должны исправить ошибки людей злых.

А на вопросы сына про оборотней она, как «сознательная советская учительница», уходила от ответов. И только тихонько пеняла деду Спиридону, чтобы он страшными рассказами не пугал мальчишку.

В последнее время жена Макара стала жаловаться на боли в области живота. Местный фельдшер после осмотра заподозрил приступ аппендицита, сочинил направление в районную больницу на ближайшее время, так как боялся загноения. Была надежда на то, что председатель выделит свой вездеход. Обещал!

На следующее утро Макар обнаружил, что жена вся «горит» в мелких капельках пота с широко распахнутыми глазами и что-то стремится ему сказать, но не может, только стонет, прижав руки к животу. Мысленно выматерив себя за то, что вчера ещё допустил глупую мысль: «Может само пройдёт…», Макар побежал к фельдшеру. Фельдшер, проживавший через два двора в своём же фельдшерском пункте при правлении, посоветовал, пока ещё утро, срочно ехать в районную больницу.

Как на зло, в этот день с рассветом председатель укатил на вездеходе в соседний хутор. Дед Спиридон, прослышав про Макарову беду, не теряя времени, уже закладывал лошадь в сани…

Во весь мах Макар гнал лошадь по накатанной дороге в райцентр, периодически оглядываясь назад, где укутанная в овечий сторожевой тулуп, лежала в санях в забытьи его жена, и лишь одно стучало в голове:

- Успеть! Успеть!

Больница райцентра встретила хлорным запахом, суетой людей в белых халатах и массой вопросов к Макару, на которые он отвечал, как пьяный – бестолково, невпопад, приближённо и не сразу. Наконец жену, накрытую простынёй, быстро куда-то увезли медсёстры на каталке, оставив Макара в тревожном ожидании сидеть на кушетке в больничном коридоре.

Больничное время тянется незаметно. Сколько прошло? Час, два, три, или больше…

Потом откуда-то из-за угла коридора вышел усталый пожилой доктор с висевшей под подбородком, марлевой повязкой. Он молча сел рядом на кушетку, немного помолчал, потом заговорил:

- Вовремя успел привезти, молодец. Удалось избежать беды. Организм у неё ещё не старый, справится. Пока она в реанимации под капельницами. Надо кровь немного почистить. А через три дня переведём в палату, приноси фруктовые соки, витамины. Впрочем, я тебе здесь всё написал.

Врач протянул Макару свёрнутый листок, молча похлопал его по плечу и ушёл. Всё. Макар встал, вышел во двор больницы, где оставил сани и только здесь посмотрел на часы. До сумерек оставалось около двух часов, надо быстрее возвращаться.

Лошадь, застоявшаяся во дворе больницы за день, шла бойкой рысью, изредка всхрапывая и пуская пар из ноздрей. Сани легко скользили по накатанной дороге. Макар ощущал счастливое облегчение за судьбу жены. Ровный ритм обратного пути навевал покой, но вдруг, как вспышкой пронзило недавнее воспоминание о происшествии с дедом на этой самой дороге. Ведь утром Макар в спешке забыл в доме своё ружьё! За плечами уже больше половины пути до хутора. Макар стеганул лошадь кнутом, чтобы ускорить её прыть и попытался успокоиться. Перелески по краям дороги всё ближе подступали к колее, означая скорое приближение к околице родного хутора. Ещё полтора – два километра, не более, уже заметны белёсые дымы из печных труб, но возникло чувство, которое наверняка испытывал хоть раз в жизни каждый. Это когда словно кожей спины ощущаешь чужой взгляд, наблюдающий за тобой! Именно это стало происходить с Макаром. В дополнение к этому лошадь издала тревожное ржание и самостоятельно прибавила бег.

Вот оно! Не зря говорят люди: «Не поминай чёрта, чтоб он не явился тебе», так и с волками. Три темных тени, одна - справа, две другие – слева появились чуть позади саней будто из «ниоткуда». Волки стелились в прыжках над сугробами, быстро обходя сани с боков. В Макаре будто проснулся дух русского ямщика, испытавшего на тракте приближение разбойников. Чтобы максимально подхлестнуть бег лошади из его груди выплеснулся наружу истошный, на грани визга крик:

- Гра –а – а – бят!!!

Лошадь рванула вперёд, издавая ржание страха перед страшной смертью, когда один из пары волков прыгнул, стремясь вцепиться ей в горло, но промахнулся и лишь оставил рваную распоротую рану на её плече. Сани резко качнулись вправо, забрав краем полоза обочину, и стали в движении почти на бок. Макар вылетел в сугроб, а лошадь, ощутив его отсутствие и свободу от вожжей, не прерывая ржание во всю силу, гонимая только ужасом перед хищниками, устремила свой бешеный бег по дороге в направлении хутора.

Макар вскочил на ноги, сжимая в правой руке, бесполезное в этом случае, кнутовище. Волки приближались к нему с трёх сторон медленно, молча, оскалившись в предчувствии горячей крови. Макар отскочил к толстой берёзе и прислонился к её стволу спиной. С собой ничего, кроме кнута, даже палки под таким снегом сразу не отыскать, и веток до середины берёзового ствола нет, чтобы влезть вверх. В душе только страх и осознание безнадёжности положения! До волков не более десятка шагов. Всё! Но тут один из хищников неожиданно бросился наперерез двум другим и занял позицию для боя. Он угрожающе оскалил свои страшные клыки против соплеменников, видимо не желая делиться с ними добычей. Стремительный бросок и громкий щелчок челюстями вздыбил тело одного из волков над снегом и заставил его с визгом корчиться на снегу, обильно пятная его кровавыми пятнами. Макар даже слышал, как булькает, вытекая, его кровь. Двое оставшихся хищников в это время сцепились в один рычащий и хрипящий клубок, не оставляющий никаких шансов уцелеть обоим.

Схватка закончилась быстро. Оба зверя лежали неподвижно, в окровавленных клоках шерсти и только челюсти одного в мёртвой хватке были сомкнуты на глотке другого. Макар не в силах двинуться, заворожено молчал, вдавившись в ствол дерева спиной с такой силой, что чувствовал сквозь тулуп мельчайшие неровности его коры. В это время волк - победитель шевельнулся, разомкнул челюсти, с трудом поднялся на дрожащие лапы, тускло из-под широкого лба посмотрел на человека, не поднимая кровавой морды, и медленно побрёл вглубь перелеска. Макар успел заметить, что на шее волка застёгнут такой знакомый ему, ошейник…

[Александр Вашурин]

Здравствуйте,всем!Володя - спасибо!

[Владимир Рыбальченко]

Сегодня общались со Стасом. Выпили по телефону, пообщались. Он начал повторно осваивать сайт СВВМИУ. Повспоминали былое и как оно отражено в его рассказах. Речь зашла о языках и Стас напомнил о своем рассказа "Свадьба". Вспомнил и я свой последний послепоходовый отдых в Моршине. Вдоволь посмеялись. Вот выкладываю рассказ о нравах и обычаях от первого лица.

Станислав РАДЗИЕВСКИЙ

СВАДЬБА

Рассказ

Вовсе не хочу названием рассказа претендовать на лавры русского классика. Свадьбы проводятся у всех, но просто события, участником которых пришлось быть в давнее время, как бы отражают некоторые стороны проведения этого мероприятия у других народов, может быть несколько непривычные и ранее вызывавшие лёгкие и весёлые воспоминания, хотя в последние годы отдельные моменты этих воспоминаний невольно окрашивают их в тёмные тона. Прошу прощения за попытки изобразить звучание западного украинского польского говора с помощью русского алфавита.

Середина семидесятых годов прошлого века. Счастливая пора молодости нашего поколения и одновременно период завершения моего обучения в севастопольском высшем военно–морском училище. Пора первых курсантских свадеб и впечатлений, связанных с ними. В те годы, в отличие от нынешнего времени, мы не обращали внимания на то, какой национальности однокурсник проживает рядом с тобой в казарме. Просто всё было общее: одна присяга, один язык на занятиях, одна история. Вместе учились русские, белорусы, евреи, представители Кавказа, молдаване, крымские татары, украинцы (в большинстве). Да и сам «город славы русских моряков» находился на территории тогдашней Украинской ССР. Ни о какой «незалежности» слышно не было. Мы с удовольствием перенимали друг у друга некоторые особенности «братских» языков с целью более близкой связки при общении. Мой товарищ из Львовской области обучался годом старше меня и ему «приспичило» жениться как раз в период празднования 9 мая 1977 года. В отпуск на такие мероприятия руководство кратковременно отпускало и свидетеля на свадьбу. Вот таким образом мы вдвоём и получили краткосрочный отпуск с выездом в Львовскую область. Кстати сказать, в поезде «жених» мне пояснил, что выбор свидетеля им был сделан не случайно, а из-за моего польского имени и фамилии, хотя он прекрасно знал, что я родился в Сибири:

- У нас на хуторе живут и поляки, а вот к русским иногда отношение насторожённое, но всё равно говорят по–русски все.

Ещё задолго до этой поездки товарищ обучал меня некоторым украинским фразам, а я в ответ оказывал ему помощь в техническом переводе с немецкого. Только сейчас, в текущем году, когда в Омск начали приезжать беженцы с востока Украины, понял разницу в украинских диалектах. Дело в том, что без всяких «задних мыслей» оказывая переселенцам из Мариуполя помощь мягкой мебелью (списанной, но вполне исправной и приличной), решил вспомнить при общении их «ридну мову». Был очень удивлён их ответной, почти агрессивной, реакцией, ведь оказалось, что мой украинский имеет яркую особенность «западенского» диалекта, так что получилось, что товарищ оказал мне услугу «замедленного действия». Правильно говорится: «Век живи, - век учись!». Что касается моей польской фамилии и имени, то это не более, чем только фамилия и имя, а знание польского языка для меня, к сожалению, ограничивается несколькими выдержками из старого фильма «Четыре танкиста и собака».

Но, тем не менее, внеплановый отпуск для курсанта – это в любом случае прекрасно! И поезд в положенное время оставил нас на железнодорожном вокзале ночного и вполне европейского города Львова, с его булыжными мостовыми и зданиями готического типа. Правда некоторое недоумение у меня вызвал на вокзале ответ пожилого господина в шляпе и с тростью на мой простой вопрос, заданный ему по привычке на русском:

- Скажите пожалуйста, где тут автостанция?

- Я по–радяньски ни розумию…

Далее – маленький рейсовый автобус повёз нас куда-то в пригород, и через час - развилка дорог, с уже ожидающей двуконной телегой, а затем – тряский до самого рассвета, путь по просёлку на родной хутор жениха.

Нас уже ждали. Небольшая справка: товарищ мой избрал невестой одну из сестёр – близнецов и отец невесты всё повторял:

- Слава Иисусу! Теперь мужик появился, будет с кем чарку поднять, а то – три бабы в доме!

Какой–либо настороженности по отношению к себе я не ощутил. Напротив, простое и непосредственное обращение матери невесты ко мне произвело впечатление, что она давно уже знает не только меня, но и всю мою родню. Однако день уже набирал свою силу и на единственной улице хутора начали появляться жители. Как положено в такой обстановке, необходимо было предъявить себя. И мы с женихом, приведя курсантскую форму в порядок, предприняли «торжественный проход» по улице. Отмечу, что все, кто встречался по дороге, непривычно торжественно и чинно раскланивались с взаимными улыбками и приветствиями. Местная продовольственная лавка (видимо специально ради нас) была уже открыта и ожидала посетителей. Не зайти туда было просто невежливо. Товарищ предупредил меня, что к продавщице надо обращаться «пани», чтоб вызвать взаимоуважение. Мне до предела захотелось вдруг «выпендриться» и с этой целью начал в уме составлять возможную фразу на местном диалекте. Внутри магазина за прилавком оказалась розовощёкая дородная «пани», почти полностью перекрывающая своей фигурой полку с запылёнными водочными бутылками и другими товарами.

- Дзэнь добже, пани! Може будэ вы дастэ нам вудки?
Ответ не заставил себя ждать ответной фразой «пани», полной искреннего удивления:

- Тю! Та у нас жеж никто казенную нэ пьеть! Будьте ласка!

И тут же выполнила заказ, даже вытерев при этом с зелёного бутылочного стекла многолетний слой пыли. На этом обмен любезностями был окончен, как и сама церемония посещения торговой точки после совершения покупки.

Дорога до дома назад дала ощущение нехватки чего-то, какой-то непривычности. Понял причину - красный флаг в день 9 мая был вывешен только над крыльцом администрации хутора. Больше нигде признаков праздника не обнаруживалось. Решил спросить об этом у матери невесты, так как она представлялась мне наиболее коммуникабельной. На мой вопрос о том, почему она не вывешивает флаг в праздник, получил то–ли шутливую, то– ли серьёзную отговорку:

- Ты що, хотишь щобы до мэнэ лисови прийшлы?...

Стало понятно, что лучше эту тему не трогать, тем более чужаку.

Церемония бракосочетания молодых заняла на удивление немного времени, не сопровождалась речами, маршем Мендельсона и прочими премудростями, характерными для подобных мероприятий в городах. Просто и буднично. Подписи молодых, подписи свидетелей и, как итог – шлепок печати администрации. Всё!

Самое основное предстояло на широком дворе, где уже накрывались, поставленные «покоем» столы. Объёмные бутыли с мутноватым «сельхознапитком», словно взятые из реквизита к старым фильмам, уже расставлялись на белые полотнища скатертей. Водочные бутылки, принесённые нами из лавки, были торжественно водружены напротив мест председателя и милиционера. Рюмок не было, но торжественно стояли гранёные стаканы. Праздник ждал своего начала…

Гости чинно расселись за столы и уважительно молчали. Только мужская половина гостей издавала нетерпеливое покряхтывание, тихо переговариваясь. Музыканты в составе трёх человек: аккордеониста, скрипача и цимбалиста, также ожидали сигнала. Поднялся председатель. Он произнёс на русском языке дежурную речь о «новой ячейке социалистического общества», свои поздравления, и закончил выступление фразой:

- А теперь слова предоставляется отцу невесты!

«Отец невесты» торжественно встал, поднял наполненный стакан и торжественно изрёк:

- Ну! Поехали!

Началось. Поздравления на русском, украинском и польском, по обычаю слёзы сквозь смех новоявленной тёщи, звон стаканов над, ломившимися от снеди, столами, и, конечно же, удивительно мелодичные и задушевные украинские песни. Всё просто, понятно, очень близко, пусть несколько грубовато, но всё–же очень по–доброму и не напряжённо. Затем музыка и танцы с речевыми сопровождениями такого содержания, которое вызывало женские визги и гогот мужчин. Здорово! Языковой барьер очень быстро стёрся и даже соседка по столу – раскрасневшаяся полька Стефания, подняв свой стакан, обратилась ко мне на сумбурном «международном» языке:

- Ну, будьмо, пан Станислав!

День быстро тускнел, освещение от местного генератора гасили в 8 часов и первый день праздника заканчивался. Доза местного напитка и усталость после дороги давали о себе знать. И после выключения электричества и определения меня в доме на ночлег, последнее, что осталось в памяти перед провалом в сон, это разговор за плетнём соседки Стефании и её десятилетней дочки Данутки:
- Данутка, кто лихтарь вклёнчил?

- То пшекленти коммуништи…

Следующее утро разбудило тихим говором во дворе мужиков, уже начавших собираться за столами «для поправки». Вежливость обязывала меня одеться и выйти в их компанию. Новоявленный тесть уже держал в пальцах наполненный стакан и готовился сказать торжественную речь. В это время в доме раздался женский визг, и во двор вылетела в одной рубашке сестра новобрачной (напоминаю, что они были близнецы). Она была преследуема молодым супругом сестры, который молча, с поднятым кулаком гнал её вокруг столов. Визг её перемешивался со сбивчивой и очень быстрой речью, понять которую толком и без привычки я не мог. Было странно, но никто из присутствующих за столом удивления и тревоги не проявил, будто происходило нечто совершенно обычное. По завершении второго круга тесть всё же громко посоветовал своему зятю:

- Тёщу захвати!

И опрокинул в себя стакан.

Для меня подобная патриархальная сцена была непривычна и дика, но вмешиваться я не осмелился. А вдруг это часть их местного обычая?

Сомнения разрешились сами собой. Во двор вышли, уже празднично одетые, молодая супруга и тёща. Оказалось, что мой товарищ, проснувшись утром с зубной болью, увидел в комнате перед зеркалом причёсывающуюся сестру жены и, не узнав её, на правах супруга потребовал:

- Подуй мне на зуб!

В ответ услышал возмущённые и быстрые возражения с соответствующими пояснениями и советами в том же сумасшедшем темпе местного лексикона. Далее произошло почти всё, как сказано выше. Местный менталитет обязывал молодого мужа показать себя при данных обстоятельствах, как «хозяина» и он это попытался исполнить.

Я говорю «почти всё», так как далее начались шутки по поводу происходящего и тёща, заняв за столом своё законное место по левую руку от мужа, в том же духе также стала грубовато шутить над зятем:

- Что же ты, зятёк, ты их и дальше перепутаешь (мягко говоря – при других обстоятельствах). Будет у тебя сразу две жинки…

Тесть выслушал её, молча поставил стакан, сложил ладонь в кулак и, не вставая с места, отвесил тёще вескую оплеуху, опрокинув её с лавки на землю. При этом произнёс вслед её падению назидательно и громко:

- Нэ лизь в чужу сэмью!

И опять происходящее ни у кого не вызвало абсолютно никакой реакции, даже у тёщи, которая снова заняла своё место с таким видом, будто ничего не произошло, хотя у меня в памяти события эти отпечатались до конца дней.

Спустя несколько лет, встретившись на Крайнем севере с товарищем и его семьёй, мы вместе вспоминали их свадьбу и никаких отрицательных эмоций не возникало. Само собой всё окрашивалось в юмористические цвета. И среди нас не было «своих и чужих», «хохлов и москалей»…

До распада СССР оставалось почти десять лет…

[Владимир Рыбальченко]

Здравствуйте господа и товарищи! На ваш суд публикую очередной рассказ Стаса Радзиевского. Хочу заметить, что все описанное в его рассказах никакого отношения к вымыслу не имеет, а является сплошной правдой о мыслях, действиях и впечатлениях автора в тот самый момент истории.
Сегодня рассказ по красоте и изяществу сопоставим с прозой Ивана Тургенева и Джека Лондона. Некоторые куски из рассказа Стас поведал мне - вероятно это было вскоре после описываемых событий - во время перегрузки в Полярном, где-то в середине 80-х прошлого века. Впрочем, скоро господин Радзиевский скоро и сам будет вести свою рубрику. А пока - pliz.
P.S. Прошу прощение за неотформатированный текст, так уж получилось. Надеюсь это обстоятельство не ухудшит удовольствие от чтения.

Станислав Радзиевский
Последняя охота
Рассказ

Конец августа в тундре на севере Кольского полуострова, - это ещё не календарная осень, но в ночном небе уже часто перекатываются слабые, почти прозрачные бирюзово – зеленоватые волны сполохов сияния, как предвестники наступления долгой и тоскливой поры холодов полярной ночи. Ещё помнятся совсем недавние светлые времена без рассветов и закатов, времена сквозного дня, когда, взглянув на циферблат часов, замечаешь короткую стрелку возле цифры «четыре» и не можешь понять - день это, или раннее утро…. Но вот он – конец августа. В свой законный час дневной свет уступает место сумеркам, и затем - темноте с такими желанными звездами и Луной, почти не виданными в течение всего полярного дня. Наступило тревожное время для рыбаков и охотников. Проверяются ружья, снаряжаются патроны: дробью разных номеров – на птицу, картечь – на крепкого, высоко летящего гуся, пули и браконьерский снаряд «цепочка» (несколько картечин, соединённых струной) – на совсем уже лютую необходимость. У рыбаков свои сборы: вёрткие блесны и приманки для лова быстрого гольца на бесчисленных речных водопадах и стремнинах, блёсны с крючками покрупнее, на случай, если посчастливится углядеть в хрустальной прозрачности заводи серую тень царственной кумжи, рванувшейся за серебристым гольцом из глубины. И у охотников, и у рыбаков остальные сборы одинаковы и подвержены жестким суеверным ограничениям: нельзя брать с собой мясные консервы – не повезет на охоте, и рыбные – не повезет на рыбалке. Но всякий рыбак, он же - и охотник, а значит все консервы под запретом. Что берём: репчатый лук – обязательно, хлеб черный, соль, сало соленое, можно копченую колбасу. Про спирт в нержавеющих флягах и спички не упоминаю даже, эти запасы обязательны. Всё, сборы окончены, оформлены отпуска, подготовлена одежда и обувь, соответствующая цели и времени. Ждём даты открытия охоты и идём брать путёвки в «Охотсоюз»…

В этом памятном году телеэкран пугал зрителей случаями встречи в лесах Карелии со снежным человеком. Будто бы он (йети) даже преследовал людей и пытался их поймать. Такие сообщения часто появляются в различных программах и некоторые зрители (в основном городские) вроде бы в них верят. Верить или не верить – дело личное. Верить – глупо, не верить – не дальновидно. В нашей рыбацко – охотничьей компании все были из числа офицеров – подводников, которых испугать чем-то весьма затруднительно, привыкших верить только в то, что можно пощупать пальцами. Однако Карелия – вот она рядом, и «чем черт не шутит, когда бог имеет возможность отдохнуть», вдруг этот йети прибежит и к нам – так, видимо, подумал каждый из нас, снаряжая патроны «цепочками».
Инспектор в «Охотсоюзе», заполнив путёвки и уточнив район охоты, завидный для каждого охотника, не имевшего, в отличие от нас, пропуска в пограничную зону, долго и непривычно кряхтел и перекладывал на своем столе листы с официальными угловыми штампами, прежде чем решился на «дополнительный инструктаж»:
- Вот официальное письмо из области. Зачитаю подробно: «В случае встречи во время нахождения на охоте, или рыбалке в лесу или в тундре, неизвестного ранее науке представителя животного мира (йети), не применять в отношении него какого-либо оружия и не стремиться причинить ему

повреждений. Обо всех случаях встречи с вышеуказанным представителем животного мира немедленно сообщить в органы внутренних дел и в «Охотсоюз». Всё, распишитесь за инструктаж, забирайте путёвки, и -ни пуха вам, и так далее…!

Интересная складывалась ситуация. В разговоре между собой все пришли к единому мнению, выражавшемуся в следующем: бог с ним с «йети», не будет лезть, не тронем, а полезет – это его личное горе. Тем более, что как охотничий трофей, снежный человек особой ценности не представлял. Пусть дикий, пусть «снежный», но все же – человек… Кто его знает. В тундре на охоте раньше случалось, что мы находили туши оленей, разодранные явно не волком или росомахой, так может быть этот йети (если это его рук, или лап, дело) захочет попробовать на вкус и человека? И как, интересно из глухой тундры, когда до места привычной стоянки от трассы идти было в лучшем случае четыре – пять дней, без рации мы сможем сообщить о подобной незабываемой встрече хоть

кому-то. Про сотовые телефоны тогда во второй половине восьмидесятых годов ещё никто не слыхал. Легко сочинять идиотские инструкции, хотя, как люди военные, мы к таковым привыкли… Но, путёвки получены, азарт уже щекочет пятки, поехали…

Тот, кто не видел пейзаж ранней осени в тундре, тот не видел ничего! Невозможно в городских условиях даже мысленно представить это буйство красок. Ещё вроде бы вчера буровато – зелёное моховое покрытие тундровых холмов и скал практически на глазах покрывается радужными пятнами: золотистыми, оранжевыми, сиренево – фиолетовыми,

багрово – розовыми. Оставшиеся зелёными, распадки между скал полны аспидной черникой, багряной брусникой и прозрачно - жёлтой морошкой. Редкие узловатые кусты карликовой берёзы осыпаны желтизной, так же, как и их сородичи в средней полосе России с той разницей, что где-либо, допустим в Калужской области, эта желтизна окрашивает листву на полтора – два месяца позже. И всюду, куда не ступишь – грибы. Не те среднерусские грузди, подосиновики, сыроежки, подберёзовики, срезав которые замечаешь обильные червоточины. Нет, заполярный гриб твёрд до звона, чист на срезе так, словно игнорирует присутствие презренных червей.

Нас в машине четверо: хозяин белой «семёрки» - Володя по кличке среди своих «Дикий сибирский мужик», второй – просто Виталя (хотя по своей должности он - грозный начальник над всеми нами), его адъютант (по службе) и друг по рыбалке и охоте – Петро и, наконец, я – ваш покорный слуга. Это почти весь состав нашей «экспедиции». К нему остается добавить молодого пса - лайку по кличке Чар, которого Володя решил в первый раз вывести из города на охоту, чтобы поднатаскать в деле.

Северная грунтовая дорога не знает распутицы. Камни, по которым она змеится, скреплены вечной мерзлотой с самого ледникового периода и оттаивают за короткое летнее время едва ли на шестьдесят сантиметров вглубь, причём не махровой отечественной грязью, а чистой прозрачной влагой, которая, скапливаясь в низинах, образует к середине лета бесчисленные мелкие озера, столь любимые для остановок на перелетах всей водоплавающей птичьей братией.

Долог путь до пограничного кордона, где усталый прапорщик проверяет наши удостоверения, пропуска, документы на оружие. При этом нам, сидящим в кабине автомобиля, почему-то становится тревожно и неловко. Это заметно по нарочито – лишним нашим шуткам и напряженности. Но проверка закончена и далее путь до знакомой избушки фактории проходит почти незаметно в разговорах и анекдотах.

Дальше, до стоянки к водопаду под розовой гранитной скалой, где находится привычный лагерь, добираться только пешком. Расчехлены ружья, путь по камням вдоль озер приводит в восторг Чара. Пёс челноком носится вдоль тропы, оповещая своим лаем тундру, что он здесь самый главный.

Всегда удивляло, что в это время в тундре даже у воды практически нет гнуса, так надоедающего в городе. Путь долог. Первая ночёвка по пути - уже традиционно на берегу небольшого проточного озера без названия, но с рыбой. В эту полночь – календарный срок открытия охоты, но до полуночи – ни выстрела! Это закон! Над озером по сопке проходит оленья тропа. Там же есть заросли стелющегося березняка, вполне пригодного для костра. Разбивка лагеря всегда традиционно возлагается на меня. Пока разгорается костер, все остальные идут на прибрежные камни со спиннингами. Чара благоразумно оставляют в лагере, тем более, что после дневной непривычной пробежки тот и не выражает большого желания рыбачить (или - «лопарить», как принято здесь говорить). Пласты срезанного мха вокруг костра под валуном прекрасно заменяют лежаки, сумерки постепенно расцвечиваются звездами и после дневного перехода вдали от шума и суеты города наступает такое густое чувство умиротворения, что на лице сама собой расплывается улыбка. Хорошо!

Ночь уже практически упала. Довольные первым небольшим уловом, с уловом на кукане мои друзья возвращаются к костру, встречаемые громким лаем Чара. Свежий голец – рыбка длиной где-то в полторы ладони взрослого человека, если его правильно разделать, дает два пласта розовой рыбьей мякоти без костей и при удаче – до полной чайной ложки зёрен красной икры. Полтора часа затирки икры с солью и вот, - чем тебе не ресторанный деликатес…

Ужин у костра. Когда вкусно тянет свежим дымом и запаренным чаем из котелка, когда разложены ломти хлеба с полосками свежей красной рыбы, кольцами лука и с икрой, когда сверкает в отсвете костра россыпью горячих алмазных искр струйка чистого спирта из фляги, когда видишь лица друзей с такими же, как у тебя блаженными расслабленными улыбками… И нет ничего вокруг: ни шума автомобильных двигателей, ни уличной напряжённой суеты, ни утомительного электрического света… Ничего, кроме первозданного сплошного покоя целомудренной вселенской ночи…Что может более соответственным понятию «счастье»!

В неторопливом разговоре у костра сама всплыла тема, крутящаяся на языках у всех. Петро вдруг произнёс:

- Интересно, а этот йети охотится днём, или по ночам.?

Как-то неуютно и тревожно воспринялся вопрос, но «слово – не воробей….». Виталя, утерев небритый подбородок от пролитых капель спирта, высказал своё, - вопросом на вопрос:

- А откуда ты знаешь, что он вообще охотится, а не жрёт грибы и ягоды?

Сообща в разговоре выяснилось, что все думали об одном, но никто даже не попытался подвергнуть сомнению тот предполагаемый факт, что этот йети где-то рядом. Лишь когда Володя успокоил всех неоспоримым доводом, что Чар учует и начнет гавкать при появлении чужого, вопрос был исчерпан. Тем не менее, руки сами потянулись к патронташам, насытив ружейные стволы патронами с «цепочками». Успокоившись на этом, и соорудив над костерком «нодью» (два полена одно над другим для долгого горения) все сделали вид, что стараются уснуть…

Утренний холод сам не дает спать. Хоть небольшая доза спирта и действует, как снотворное, но прогоревший костер уже не давал того уютного тепла, которое способствует крепкому сну. Стали вставать практически все сразу. Вот тогда и обнаружилось, что из рюкзаков на ночь были извлечены еще дополнительные «гарантии безопасности»: Виталя укладывал в деревянную кобуру, лежащую в рюкзаке громадный автоматический Стечкин, а его адъютант Петро бросил в свой рюкзак табельный Макаров. Что ж, человеку свойственно бояться неизвестного… Хотя смешно было представить ПМ против йети. Все улыбались, понимая причину смущения при проверке документов на пограничном кордоне…Однако как-то неудобно было перед Чаром за недоверие к нему.

Второй день перехода так же, как и последующие третий и четвертый не принесли ни сильных ощущений, кроме усталости, ни ощутимого улова, а из охотничьих трофеев – лишь двух куропаток. Что ж, на голодный желудок легче шагать. Однако дорога принесла и положительные моменты: Чар очень грамотно обнаружил и даже извлек из-под камней добытых птиц, проявляя лучшие стороны охотничьего собачьего инстинкта.

И вот, наконец, утро пятого дня обрадовало видом долгожданной розовой скалы и шумом водопада. Здесь ничего не изменилось с прошлого раза. То же оборудованное кострище и площадка, тропа к заводи, куда падает с пятиметровой высоты водопада ошалевшая рыба, избушка рядом с площадкой. Впрочем «избушка» - это сильно сказано. Пограничники когда-то спустили на вертолете деревянную коробку, в которой при желании могло разместиться два – три человека, не более. Но в условиях тундры и это был немыслимый комфорт. Всё это хозяйство принадлежит сразу и одновременно всем и никто не смеет использовать избушку на дрова, или не оставить после своего ухода пополненного запаса соли, спичек и сухих дров. Про мусор и порядок на площадке говорить даже не стоит. Закон!

Всё! Дальше каждому – свое занятие на постоянном месте. От лагеря до водопада не более тридцати метров и лопарить можно прямо босиком с береговых камней, если позволяет тепло неласкового северного солнца. Охота же требует значительного удаления от лагеря. Это занятие уже лично для меня. Необходимо разделение труда.

И вот: патронташ на пояс, ружьё на плечо, кусок хлеба в карман. Обнаруживаю, что Чар взволнованно скачет, собираясь со мной. Отлично, пошли. От водопада вглубь сопок направляемся, не спеша туда, где гуси любят пастись на ягодниках в распадках. Они выбирают небольшое озерко между скал для совершения посадки, и потом вожак (у них строгое подчинение) направляет стаю вверх по склону, выставив одного сторожевого гуся на возвышенности. Обычно к этому сроку массовая миграция гусей уже заканчивается, идут на перелёт лишь небольшие стаи до полутора десятка птиц, иногда по два – три гусака, отставших от коллектива. Очень умная и осторожная птица с крепким пером на брюхе. Мелкая дробь ему практически не страшна. Если на высоте около пятидесяти метров и заденешь его дробовым зарядом по корпусу, то он лишь немного подпрыгнет на лету, как боевой бронированный истребитель, да ещё и произнесёт свое короткое «Га – га», будто выматерится в твой адрес. Брать тундрового гуся можно только на воде картечью, в крайнем случае, - крупной дробью «№ 1 - 0 – 00» из укрытия и с дистанции до пятидесяти метров. Либо на вылете из- за пригорка, но для этого нужен второй человек, который с другой стороны вспугнет стаю. Кстати: гусь, однажды попадавший под выстрел, уже никогда не полетит низко и изменит курс, издалека заметив человека. А зрение у него превосходное.
Время до обеда самое благоприятное для охоты на ягоднике. Гусь ещё не успел до конца насытиться, так как после наступления светлого времени ещё долго не выходит на берег – осторожничает. Стаю надо заметить издалека. Если вспугнешь, то придется приметить место следующей посадки и уже осторожно, прячась от зоркого глаза часового, крадучись, практически ползти туда. Шанс подобраться к стае на выстрел из дробовика крайне мал. Но вот стая замечена нами на ягоднике следующего склона. И тут Чар, решив, что гуся можно просто поймать на взлете, радостно ринулся в атаку метров за сто до стаи, после чего, очень довольный, вернулся ко мне за похвалой, всем своим выражением на морде говоря: «Смотри, как я здорово их всех напугал!». Стало предельно ясно, что с моей дробовой пушкой двенадцатого калибра, да еще в компании с псом охота на гусей пока - дело бесперспективное. Возвращаемся.

В лагере застаём невесёлую компанию возле костра, которая надеялась встретить нас с добычей. Клёва не было, так и простояли всё время монументами на камнях. Да ещё Виталя предъявил свою левую щеку с назревающим фурункулом под глазом. Место опасное, и если не принять мер, то последствия могли быть плачевными. Срочно был созван полевой (вернее тундровый) врачебный консилиум. Первым слово взял «Дикий сибирский мужик», известный радикальностью в принятии решений:

- Резать! Спирт внутрь, руки связать, нож прокалить! Боль мгновенная, исцеление вечное!

После такого учёного мнения пострадавший взвыл, очевидно, живо представив себе все сопутствующие ощущения, но возражать не стал, вернее не смог. Петро, видимо не желая огорчать старшего товарища и непосредственного начальника, тактично и неопределённо произнёс слова, которыми обычно успокаивают женщину, внезапно обнаружившую у себя признаки незапланированной беременности:
- А может быть все ещё рассосётся?
Вой Витали усилился ещё больше. Ждать «когда рассосётся», ведь это значит – сидеть в лагере пока другие под водопадом будут лопарить! Лучше уж резать! Оставалось мое мнение. Вспомнив метод лечения подобного недуга у поросёнка, когда гостил в деревне у Володи, предложил альтернативный вариант:
- Все равно резать рано. Фурункул должен дозреть. Приложи тепло до вечера, а потом решим.
Бедный Виталя не знал (к своему счастью) всего смысла слов «потом решим» и послушно замотал щеку шерстяным форменным черным кашне. А пока надо было подумать об ужине. Мы с Чаром прошли не так много от места обильных ягодников, и вполне резонно было рассчитывать на то, что стая пасётся в тех же местах. Только вот надо было сменить снаряжение и оставить Чара в лагере. Витале так и так сидеть у костра, поэтому консилиум принял общее решение. Вспомнив, что я единственный из всей компании имел когда-то удостоверение «Кандидат в мастера спорта» по скоростной стрельбе из пистолета, Володя спросил:

- Виталя, ты вообще то из своего автоматического ствола когда-нибудь палил?

- Нет, я его у арсенальщиков напрокат взял для йети, а у Петро его - табельный, он же по должности меня сопровождает. Положено.
Стало ясно, что идти мне вновь за трофеями с незнакомым чужим стволом. А вернуться назад пустым, - значит потерять лицо. Петро повыщелкивал мне для запаса патроны из основной и запасной обойм своего табельного ПМ (благо – калибр один и тот же), я пристегнул к Стечкину кобуру – приклад, проверил оружие, прихватил бинокль и кусок маскировочной сетки… Пошел. Трепещите, гусаки!

Путь назад до ягодника без ружья и без собаки оказался намного легче и быстрее. Прячась за скалы на гребне с биноклем, прямо, как на занятиях по тактике в военном училище, сначала обследовал возвышенности в поисках часового и только потом спускался в распадок сам. Ягодные поля были изрядно потрачены стаей, по выпавшем перьям и следам на песке отмели понял, что в стае более пятнадцати птиц. Внутри сладко заныло. Пульс подхлестнул к самой глотке. Так, видимо, чувствовал себя древний охотник, подкрадываясь к пасущемуся оленю. Следующий гребень послужил амбразурой для очередного наблюдения. Вот он – часовой! Ниже пасется стая. Дальше вновь вспоминаю занятия по тактике. Итак: дальномер бинокля указал расстояние до стаи около ста пятидесяти метров. Автоматический пистолет Стечкина имеет секторный прицел до двухсот. Вести огонь из чужого оружия на предельном прицеле - абсурд. Пистолетный патрон в данном случае имеет реальную силу максимум до ста метров, а оптимальная дистанция желательна ещё меньше. Одиночный выстрел только поднимет стаю, но вряд ли принесёт результат. Время идет, поползли…

Слава господу, который создал тундру с таким обилием валунов! Можно, прячась за очередной глыбой, держа в створе другую глыбу и часового гуся, тихо переползать, укрывшись маскировочной сеткой, преодолевая поэтапно расстояние метр за метром. Не беда; не замечаешь времени и того, что ползешь по студеным ямам со стылой водой, что уже давишь морошку и чернику локтями и коленями, хотя логичнее застыть и ждать, пока гуси сами, увлекшись трапезой, приблизятся на дистанцию выстрела по нетронутому ягоднику. Но – азарт! Всё ближе, ближе…Сжатое, как пружина неподвижное тело, глаза, забывающие моргать, сердце своим громом мечтает вспугнуть добычу… Замри! Плавно и медленно, по миллиметру направляется оружие в сторону цели. Твердый упор правого локтя в выемку камня, правый указательный - на спуске, вжатие указательного пальца левой руки в наружный обвод спусковой скобы. Переводчик – на автоматический огонь. Всё! Нельзя бить на земле. Стечкин очень сильно «ведет» при стрельбе очередями, значит надо стрелять при одновременном взлёте стаи – больше шансов.

Какое дьявольски – острое зрение у сторожевого гуся! Засёк - таки меня, но уже поздно! Одновременный шумный и хлопающий взлёт полутора десятков гусаков, ещё тяжелых после долгой кормежки, не успевших набрать большую взлетную скорость, даёт мне долю секунды форы! Поневоле вспоминаются фразы из мемуаров военных летчиков времен войны, что самолет более всего уязвим на взлёте. За время чуть менее двух секунд очередь полностью опустошает магазин по взлетающей серой массе стаи. Последние выстрелы уже по-дурному в угон. И, как это ни странно, именно эти последние пули и валят последнего - же гуся. Всего из стаи удалось выбить двух птиц, а это для очереди в двадцать пуль из дурацкого автоматического пистолета на пяти десятках метров – солидный результат. Теперь не стыдно возвращаться в лагерь. Иду. Мокрый, грязный, замёрзший, усталый, но – с добычей.

Лагерь тревожно безмолвствует. Акустика тундры далеко разносит звуки выстрелов и все ожидали меня, уже готовясь к встрече. Чар с большим интересом обследовал добытых птиц и лег рядом с ними, видимо решив охранять. Солнце, как часто бывает в этих местах, неожиданно проглянуло сквозь низкие тучи, и в заводи плеснула, играя, рыба. Как сигнал тревоги для боевого

коня, этот плеск поднял Володю и Петро с места и будто вынес их на береговые камни к спиннингам. Виталя послушно и с невыразимой тоской в, свободном от повязки глазу, остался возле костра, грея фурункул.
Дикий гусь только в сказке про Нильса такой же жирный, как и домашний. После почти двухсуточного вынужденного поста было понятно, что ужин на четверых голодных мужиков одним гусем не обойдется. Стали с Виталей разделывать обе тушки. Однако восторженные возгласы с берега и тоска в его глазу были выше всяких запретов, и с моего молчаливого согласия он так же умчался к воде. Два разделанных гусака на двух импровизированных вертелах румянились и капали жиром в огонь костра, а с берега слышались неуёмные возгласы восхищения и страсти…

Клёв закончился стол же резко, как и начался. Около полутора часов ловли при бешенном рыбьем аппетите дали три тяжёлые связки гольцов, все вместе чуть больше ведра. Теперь ваша, друзья мои, очередь разделывать рыбу и засыпать ее солью, а моя задача – готовиться к хирургической операции. Деревенский рецепт даёт жестокий, но верный способ борьбы с подобными нарывами. Следуя ему, я на печке в избушке запёк прямо «в пере» небольшую луковицу до вязкого и липкого состояния её внутренностей. Затем, пока она не остыла, лезвием ножа мелко покрошил это липкое ядро и смешал в равных долях с наструганным хозяйственным мылом, найденным в избушке. Затем это вязкое, отвратительно пахнущее, снадобье проложил между слоями бинта и оставил остывать. Всё, теперь одному не справиться.

- Виталя, садись сюда, начнём осмотр.

День уже клонился к сумеркам, и в его угасающем свете осмотр выявил, что тепло от перевязки и интенсивные движения спиннингом вызвали под глазом Витали созревший фиолетово – багровый отек с чётким ядовито – жёлтым пятном в центре. Настало время претворить в жизнь то, что на первичном заседании «тундрового консилиума» получило название «потом решим». «Потом» наступило… Беру дело в свои руки:
- Петро, налей больному полкружки «анестезии».
- Володя, когда он выпьет, подержишь ему сзади руки, а Петро – голову. Только не приступайте слишком рьяно, пока я не приготовлю инструмент.
Сказав так, я вдруг ужаснулся, вспомнив, как мы с «Диким сибирским мужиком» в деревне взялись колоть свинью. Володя вызвался её держать, так как по комплекции значительно превосходил троих таких, как я. Я же извлёк из ножен кортик… После того, как тушу начали разделывать, выяснилось, что при удержании свиньи ей, еще при жизни была сломана правая передняя нога… Было чего опасаться, если Володя будет удерживать больного так же, как тогда свинью. Но другого выхода не было.
Я заправил режущую кромку острия охотничьего ножа о гладкий бок валуна, прокалил нож над огнем, протёр спиртом, так же, как и свои руки. Все, начинаем!

Виталя после выпитого спирта, сидя на камне как-то безучастно смотрел на мои приготовления, видимо не до конца осознавая предстоящее. Последовал мой сигнал:

- Приступайте!
Стиснутый с двух сторон, пострадавший, безропотно дал обработать спиртом кожу вокруг места операции и явно не ожидал, что я вдруг резким взмахом ножа взрежу фурункул по самой зловредной жёлтой его сердцевине… Если бы йети был рядом, то наверняка от вопля Витали убежал бы в свою родную Карелию. Гной вперемежку с кровью под внутренним давлением вышел наружу отвратительным сгустком. Повторная доза «анестезии» прекратила эмоции Витали и облегчила завершение работы. Остатки дряни из разреза были осторожно выдавлены, затем на рану был аккуратно водружен сложенный тампон со «снадобьем» и, за неимением достаточного количества бинта, сверху наложили повязку тем же форменным кашне. Весь состав консилиума дружно вздохнул, а «Дикий сибирский мужик» молча разлил спирт на четыре порции и мы сообща отдали должное зажаренной дичи.

Звезды в этот вечер смотрели из черноты как-то тревожно, а сполохи сияния давали уже яркие розоватые отсветы – предвестники похолодания или смены погоды. Была спокойная ночь со спокойным сном и общим осознанием выполненного долга. Эту ночь мы провели соответственно: прооперированный – в избушке, а остальные, чтоб его не тревожить, разбили небольшую палатку, предусмотрительно взятую с собой. Чар с удовольствием остался снаружи возиться с гусиными костями

Ночью завывал ветер, хлопали крылья палатки, потом резко ветер стих, а в полог между наших тел нахально втиснулся Чар. Шерсть его была подозрительно мокрой. Впрочем, пёс был очень тёплым и нам спать в такой компании было даже комфортно.

Утро началось с радостного крика Витали. Он вполне бодро ходил по лагерю и, видимо, искал чего-нибудь пожрать.

- Эй! Вставайте! Зима пришла!

Действительно, как часто бывает в этих местах, ночью выпал снег. Хмурое серое небо нависло набухшими тучами, обещая новые снегопады и непогоду. В такую погоду о клёве и думать нечего.
Однако под снегом на ночь прячутся куропатки, а с Чаром их найти гораздо проще. Виталя с гордостью снял повязку и продемонстрировал то место, где ещё вчера был фурункул. На щеке его красовалось бледное пятно, повторяющее форму приложенного снадобья со слабой царапиной на месте разреза. Я испытал гордость. Честно говоря, ведь очень слабо помнил какие ингредиенты входят в снадобье. Видимо угадал. Истинно: не важен метод, важен результат!

Итак, вперед за куропатками! Чар носился, обнюхивая свежий снег с видом бывалого охотника, показывая свою значимость. Понятно, что запахи куропаток были под каждым камнем, но их фактического наличия даже после нашего трёхчасового рейда так и не обнаружилось. Единственной птицей, увиденной нами по пути, стал одинокий баклан, да и то, наверно, сдуру заблудившийся с моря. Бесполезный поход требовал возвращения, чтобы песец, росомаха, или евражки не похозяйничали в лагере в наших рюкзаках за время отсутствия. Большей тоски, чем пережидать осеннюю непогоду в тундре не придумать. Но делать нечего. Есть еще рыба, сало, хлеб, колбаса и спирт. Ждать!

Непогода и снег продолжались еще два дня. Установилась очередь на ночевку в избушке со слабым подогревом от, находившейся внутри, крохотной железной печки и на укрытие в палатке под свист примуса. Спать в обнимку с Чаром тоже стало привилегией, Зато какое самодовольство написано было на его морде. Под утро третьего дня, ещё затемно Чар из палатки незаметно исчез.
Очередное утро озвучилось воплями «Дикого сибирского мужика»:

- Сволочь! Пристрелю! Гад! (и прочими словами, не подлежащими к использованию в приличном обществе). Где он?

Все было просто. Чар, видимо справедливо решил, что мы всей компанией собрались здесь зимовать. А значит, необходимо делать запасы для зимовки. Инстинкт диктует свои законы. И вот: от распотрошённого рюкзака, где некогда хранилось сало, колбаса и хлеб, собачьи следы тянулись далеко в тундру. Свежий снег плавно ложился, скрывая их направление. Сам виновник хозяйского гнева с дальней сопки внимательно наблюдал за лагерем, как будто понимая, что на таком расстоянии выстрел из дробовика ему не страшен. Да и смысла в подобном наказании уже не было.

Ещё трое суток без мяса. Рыба без хлеба с одним спиртом и водой – не равноценная замена для восстановления калорий. Ягоды и грибы скрыты под снегом. Случайный баклан, подстреленный на второе утро, вонял рыбой и тиной. Направляться в обратный путь – почти верная гибель, если без еды, но другого выхода «совет стаи» не находил, а значит, - ждём прояснения погоды и идём. Четвертое утро после грабежа Чаром встретили уже под ясным небом (погода налаживалась), но с хмурыми лицами и молча. Возникло непонятное тревожное состояние, причём одновременно у всех! Тяжёлый топот и хрипящее дыхание издалека заставило всех залечь с ружьями навстречу звукам. Из-за валуна на берегу заводи, вжав ветви рогов в спину и тяжело дыша от ужаса, выбежал олень. За ним молча, стараясь схватить оленя за задние ноги, и тем самым направляя его бег, прыгал Чар. Видимо природа от души наградила пса умом и хитростью: заметив нашу боевую позицию, Чар распластался на снегу. Он ЗАЛЁГ!

Залп мгновенно опрокинул оленя на бок. Никогда не забуду выражение его глаз перед смертью. Олень ПЛАКАЛ! Но глаза его уже тускнели, наверное так бы он встретил и смерть после нападения волка… Опомнился я от наплыва этих внезапных, уже ставших чужими, человеческих чувств уже с ножом в руке, когда вместе с другими жадно припадал к горячей струе оленьей крови из взрезанного горла. Воистину, человек – самый хищный из зверей. Хотя здесь не было убийства ради убийства. Была добыча ради спасения своей жизни… Много позже потом думал, что в таком положении нам недолго было дойти и до каннибализма. Нет опасней зверя, чем человек…

Сырая, трепещущая оленья печень, ещё теплая, быстро восстановила угасшие силы и способность работы мозга по - человечески, а не по - звериному. Пока спасены. Скупое солнце бледным пятном всё смелее проглядывало сверху и слабый снег, потихоньку начав поддаваться ему, медленно сползал с верхушек камней, внося в душу зачатки надежды. Шашлык из оленины был быстро съеден, вторая его порция просаливалась и ожидала своей очереди. Все, кроме меня решили вновь попытать счастья у водопада, а мне, не очень жалующему рыбалку, оставили лагерь для приведения территории в порядок. Дело знакомое: мусор и отходы в костер, вещи - по местам. Остается только натаскать дров для костра и на будущее в избушку. Беру складную ножовку, ружьё и мы вдвоём с реабилитированным Чаром лезем вверх к березняку.
Собирая и отпиливая березовые ветки и корни, испытал странное ощущение: будто - бы кто-то постоянно и неотрывно наблюдает за мной. Сперва я оглядывался, держа охапку дров на груди, потом почувствовал, что оборачиваться нет сил от страха. Какой-то животный неуправляемый ужас овладел всеми моими движениями и мыслями и погнал к лагерю. Запоздалый вопрос мелькнул передо мной – где же Чар? Почему не слышно его лая? Но ответ пришел сам собой. Пёс трусливо зажав хвост между задних лап, трясся и жался к моим сапогам не смея даже скулить. Ужас не

проходил. Рука сама нащупала в раскрытом рюкзаке продолговатое картонное тело сигнальной ракеты, но пальцы второй руки не слушались! Пришлось свинчивать металлический колпак и тянуть шнурок лязгающими зубами. Хлопок и свист ракеты немного успокоил. Красная точка повисла над лагерем, как сигнал бедствия. Удивительно, что у меня даже не возникла мысль о ружье, висевшем на плече.

Первым прибежал Петро, за ним остальные. Их тоже свист ракеты будто выдернул из общего оцепенения. Непонятное и незнакомое чувство своей неумолимой, обнаженной, полной незащищенности словно сковало волю, давило со всех сторон. «Дикий сибирский мужик», как самый большой, опытный и родившийся в тайге, молчаливо принял единственно – правильное решение, отвинтив крышку фляги со спиртом.

Действительно – помогло, отлегло, возвратило способность к разговору. Володя проговорил:

- Уходить надо. Гонит нас отсюда.

Кто нас гонит и по какой причине ни я, ни Петро, ни Виталя не спрашивали.. Нечто, не доступное для осознания и объяснения не принимало нас, гнало упрямо, безоговорочно погодой, снегом, отсутствием клёва и дичи, всем этим животным ужасом…

Сборы были недолгими, как бегство. Порядок наведён, припасы оставлены. Не сговариваясь, аккуратно сложили остатки оленьей туши на плоский камень, тут же поставили стакан из избушки, наполнили его спиртом. Видимо так всегда поступали наши далёкие предки в этих местах (я не имею в виду спирт). По древней вере народа саами каждый водопад и каждое озеро в этих краях имеют своего хозяина – «менгва», которого надо задабривать, иначе он рассердится. Как это решение о дани для «менгва» спонтанно пришло в голову одновременно всем нам, воспитанным на постулатах диалектического материализма, является тайной для меня до сих пор… Всё, несите ноги по тропе назад!
Снежные островки в тундре становились все меньше. Снова из-под них проглянули моховые пятна с ягодными полянами и грибы. Чар обрел прежнюю нахальную уверенность и вновь оглашал тундру звонким лаем. Ружья перезаряжены дробью на куропаток, которых он вспугивал снова и снова из-под валунов. Поразительно, что древняя генетическая память, обнаруженная у пса при загоне оленя проявилась и сейчас: после шумного взлета куропатки он залегал! Самостоятельно, своим собачьим интеллектом он постиг опасность и силу ружья! На привалах без свежей дичи мы не сидели. Как подозрительно короток и легок путь назад до фактории! Вот уже видна её избушка, а вокруг по холмам разбрелось несчитанное оленье стадо. Володя пристегнул Чара на поводок, чтобы тот, не дай бог, не стремился к геройству. Вот и пастух – саам неопределённых лет с трубкой во рту. Сидит спокойно на камне и если бы не его одежда и обувь, то мог бы сойти за обычного русского мужика.

Автомобиль стоит на том же месте, где оставлен. Здесь не город, никто не посягнёт. Укладка вещей в машину – кровное дело хозяина. Этого Володя не доверял никому. Пока он занимался распределением багажа, мы подошли к пастуху. Виталя, желая похвастаться перед нами своими лингвистическими способностями, присел с ним рядом на корточки (знак уважения при встрече) и поприветствовал на его языке:

- Ваандаро, юро (здравствуй товарищ)!

Пастух равнодушно посмотрел на Виталю и промолчал. Тогда тот, вспомнив о менталитете аборигенов, достал флягу и набулькал спирта в прихваченную кружку. Пастух с достоинством взял сосуд, медленно выпил и только потом ответил чисто по - русски:

- Здравствуй.

После чего Виталя поведал сааму нашу странную историю. Тот протянул кружку для повтора, затем грустно произнёс, махнув рукой в сторону стада:

- Чужой менгва пришел. Олени берёт. Уходить надо.

На все дополнительные вопросы последовало молчание, и только когда мы уже собирались садиться в машину, пастух на прощанье выпив остатки из фляги, протянул Витале свой карабин и сказал:

- Вон олешка, стреляй…

Виталя молча отвернулся и пошел к машине. Стало понятно, что он, так же, как и я не может забыть те плачущие оленьи глаза…

Дорога назад из вечной древней страны, которую ещё Джек Лондон назвал «белым безмолвием», в суматошную городскую и служебную суету постепенно проводила с нами обратное превращение из состояния первобытной свободы в, скованную жесткими рамками, обыденность. Но только, врезавшаяся в память, как раскаленный шуруп, невыносимая и незабываемая картина слезы из мутнеющего оленьего глаза, заставила меня тогда дать себе клятву в том, что это была моя последняя охота!

[Александр Вашурин]

Здравствуйте,всем!Володя,спасибо.Второй раз читаю - хорошо написано.

[Владимир Рыбальченко]

Здравствуй Саша! Сам балдею. Кстати, к концу года выходит альманах "Иртыш-Омь"№№ 25-26. В нем будет опубликован Стасов "Домовой".
Только что закончили разговаривать и отмечать единство и согласие про между нас ). Всем большой привет и наилучшие пожелания от него. Стас рад, если, по моим словам, соплеменники по училищу его читают и чтиво находят интересным.

[Александр Вашурин]

Здравствуйте всем!Володя ,спасибо.При случае -Стасу привет передавай.

[Станислав Радзиевский]

Привет всем!!!

Добавлено спустя 9 минут 38 секунд:

Только что дочь зарегистрировала меня. Исполняю обещнанное В.Рыбальченко и поясняю, что после того, как у меня произошло издыхание компьютера пришлось собирать по редакциям то, что уже было опубликовано. К сожалению это удалось не полностью, но ,как говорят: !На безрыбье иедведь - бегемот". Буду предпринмиать дальнейшие усилия в этом направлении

[Владимир Рыбальченко]

Приветствую Вас, Станислав Эдуардович! Слагаю с себя полномочия личного адъютанта и вручаю Ваш флаг, временно находившийся у меня под охраной и обороной!

[Александр Вашурин]

Здравствуйте,всем!Стас привет!С удовольствием читаю твои рассказы.Рад,что ты снова в
251 роте.Здоровья тебе и удачи!И конечно новых рассказов.Всего доброго.

[Станислав Радзиевский]

Добавлено спустя 11 минут 16 секунд:

[Александр Вашурин]

Здравствуйте,всем!Стас,привет!Как твои дела?

[Владимир Рыбальченко]

Attention: do not worry panic! Господа! Сегодня Стас поведал о временном поражении от системы входа на сайт СВВМИУ. Ждет сисадмина-психолога, сиречь дочь, и попытки будут повторяться, до победы (вспоминаю себя ). Но приветы всем!

[Александр Вашурин]

Здравствуйте,всем!Володя,привет.Спасибо за информацию.

[Владимир Рыбальченко]

Добавлено спустя 6 минут 44 секунды:

https://youtu.be/h1yJt_HqD3I

[Владимир Рыбальченко]

"Сокол" вышел на связь. Он приболел слегка. Ну, как слегка. С его болезнью и нашим возрастом, ну вы понимаете. Сегодня поболтали. Всем привет от сибирских морозов! Разрешил опубликовать его один его рассказик... Вот честно, боялся публиковать, но и, в тоже время хотелось. Там про нас с вами, но не лубочно. В общем, на ваш суд и ряд.

Станислав Радзиевский
Своя цена.
Рассказ

Тусклый, жёлтый шар лампы под потолком за железной решёткой зажигался на ночь и светил до самого утра, до подъёма. Впрочем, понятия «подъём – отбой» были знакомы ему ещё с прошлых времен, с августа первого 1974 года своего обучения в Севастопольском Военно- Морском училище, когда «торжествовал», так называемый «организационный период», в простонародье, для тех кто помнит начало службы в Советской Армии или на Флоте знакомый, как «курс молодого бойца».

Итак, очередной, «отбой». Кто знает, когда настанет «подъём» в следующий раз и, с какими вопросами в этот сквозной белый, незасыпный полярный день за крохотным квадратиком бойницы под потолком, погаснет свет ненавистной жёлтой лампы одиночной камеры…

Как-то негаданно и непредвиденно, до сарказма обидно, но вот оно: объективно – реально и ощущаемо. Следственный изолятор КГБ, одиночный «номер» с шершавыми грязно – зелёными цементными стенами в окрестностях столицы Северного флота – Североморска, - в посёлке с птичьим именем «Сорока…».

Не реально… Кто бы мог подумать… Но кошмарным сном генетически вспоминаемые, пусть неведомые по причине его возраста, ощущения былого 1937 года, обжигает этот, такой же, ныне ощущаемый 1988 год, - его несчастный…

Что изменилось!? Да, как бывший корабельный военный инженер – механик, он не смог после увольнения «в запас» уехать от кораблей куда то в «среднюю полосу России» с Кольского полуострова и делал то, что может. Или, словами Юлия Цезаря: «Делай то, что должно, и пусть будет то, что будет». Делал…

Должность «строителя военных кораблей» на судоремонтном заводе ВМФ СССР. Кто знает, что это такое? Представьте прораба большой социалистической стройки со всеми его обязанностями и, не дай бог, - ответственностью… Сроки, ремонтные ведомости, протоколы согласования объёма работ, доковые операции, сдаточные испытания… Акты!!! Вот за подпись в этом самом сдаточном акте он теперь и наблюдает невзрачные оттенки стен камеры, без сна, до очередного клича коридорного «Волков! На выход! Лицом к стене! Руки назад!». Когда он раздастся? Может быть сейчас, или через пятнадцать минут, или подождёт до утра…? В любом случае очередная мучительная бессонная ночь гарантирована. Ожидание неизвестности страшнее, чем ожидание предсказуемого.

В темя долбит вопрос: «В чём вина?». Вспышки памяти: неожидаемо в квартиру молчаливо вошли… Перерыли все документы, изъяли и личное и охотничье оружие, награды, фотографии, альбомы, письма, наручные часы… Без лишних вопросов, автоматически, как роботы, запрограммированные и безликие… И теперь – шершавые зеленоватые стены и жёлтый шар лампы до подъёма…

Скрежет железной двери, знакомая команда: «Волков! На выход! Лицом к стене! Руки назад!». Сколько же прошло времени? Часы, минуты… Закрыть глаза так и не успел.

Темный коридор, опять та же безликая дверь без номера и обозначения. Допрос…

Читал где то: два следователя - «добрый и злой»… Кто сегодня?

- Здравствуйте, Волков. Садитесь, будем беседовать.

Ага, значит «добрый».Человек без формы и без лица, как будто стёртый не до конца ластиком с фотографии начинает «поиск контрреволюции» в намерениях скромной персоны подследственного.

- Расскажите, пожалуйста, (вежливость смягчает положение и вызывает желание в чем-то сознаться) - кто и когда поручил Вам подготовку акта терроризма?

Продумывается ответ - «Вот тебе, бабушка и Юрьев день…!» О каком таком акте он должен рассказать? Вспоминай! Лихорадочно все вспоминай! Известно, что последний «заказ» (так в

обиходе завода именовался любой, сдаваемый боевой корабль) при выполнении задач боевой службы на обратном пути погиб, возвращаясь в базу. Печально, конечно! Но ведь именно его, Волкова подпись поставлена в приёмо - сдаточном акте при выходе «заказа» из ремонта.

Вспоминай, где возможны проколы? Никто не хотел, чтоб произошло несчастье, но ведь по правилам кто-то должен быть «назначен виновным». Значит, остается одно: найти бумажку, которой можно «прикрыться»… «Подготовка террористического акта», с этой статьёй Уголовного кодекса неразлучна и вторая - «Измена Родине». Обе расстрельные! Вспоминай!

Из недр памяти выцарапывается в деталях час за часом, день за днём вся предыстория, номера, цифры, формулировки, которые не дают спать, успокоиться, заставляют сосредоточить мозг на защите своего физического существования перед неумолимой буквой закона…

Сколько прошло времени вновь в шершавых стенах камеры?!

- «Волков! На выход! Лицом к стене! Руки назад!»

Не вспоминается ощущения мучительнее, чем этот хронический недосып с постоянными дёрганьями на допрос по какому то изуверскому рваному графику. На этот раз – «злой». И сразу же хриплое «лающее» обращение на «ты»:

- Кому ты сообщал о сроках выхода «К – 219» из ремонта?

Ого! Раз открытым текстом провокационно озвучен тактический номер подводного ракетоносца, то любое повторение его вслух в ответ может быть расценено, как нарушение секретного делопроизводства и «Разглашение военной и государственной тайны» (а это лишь усугубляет) Не расслабляться! «С волками жить – по-волчьи выть», а значит, ответ должен быть равноценным:

- Ладно, начальник! Пиши, что хочешь!

Есть возможность на короткое время немного расслабиться с закрытыми глазами, пусть даже сидя на привинченном табурете и в наручниках. Пусть пишет. По стилю вопроса понятно, что о специфике военного судоремонта он имеет весьма отдалённое представление, так как срок окончания ремонта заказа № 460 (по внутреннему реестру) красной краской обозначен на фанерном плакате у проходной завода. Но им явно нужен «шпион и диверсант»… Посмотрим.

Наконец под нос тыкается лист протокола. Всегда недалёкие, или не компетентные люди вызывали профессиональное раздражение, но при чтении предъявленной бредятины текста протокола вдруг возникла такая неуправляемая вспышка ярости, что скованные кисти, схватив протянутую для подписи, шариковую ручку двумя взмахами по диагоналям листа аннулировали протокол косым «андреевским» крестом. Успел вспомнить, что на русском языке это раньше называлось «похерить», прежде чем тяжелый удар в основание затылка погрузил в глубокий нокаут…

Нашатырный спирт постепенно вернул действительность. В комнате - некто в белом халате, добавились еще трое: «добрый», новый офицер с погонами подполковника и кто-то в сером костюме. Все молчат. Видимо пришла пора говорить самому:

- Прошу разрешить изложить всё самому в письменном виде.

Обстановка резко разрядилась. Сняты наручники, появились листы чистой бумаги, ручка и даже стакан тёплого чая. Хвала учителям по делопроизводству! Именно они вдолбили эти навыки написания официальных бумаг: последовательно, спокойно, не пропуская ничего, хронологически точно, со ссылками на подтверждающие документы, без исправлений и помарок, не торопясь… И не менее, чем в двух экземплярах!

Все-таки нашатырный спирт здорово чистит мысли. За время сочинения документа «добрый» и «злой» трижды выходили курить. Некто в белом халате, подождав немного и удостоверившись, что всё в порядке, тоже исчез. Подполковник молча и пристально наблюдал за процессом изложения показаний, будто бы готовый в любой момент пресечь нападение коварного врага. «Серый костюм» обнаружил у себя выбритое лицо с тонкими губами, готовыми сложиться в «деловую» улыбку и, близко посаженные водянистые глаза под редкими бровями.

Подробно, (спасибо памяти) беспристрастно указывая выполнение всех плановых мероприятий по ремонту, не забывая даты и особо отмечая позиции ремонтной ведомости, снятые с исполнения решениями вышестоящего руководства… В конечном счете выполнено всё «под роспись», хотя беспокоил факт, что экипаж, подписав снятие с исполнения ремонт системы заполнения и осушения ракетных контейнеров, потом «подпольно» ремонтировал её клапана за «шило» (так на местном языке называют спирт). Именно из за этой системы и произошла авария. Но это грех представителей экипажа и никакими происками империалистов здесь и не пахнет.

Мелкий почерк аккуратно заполнил с двух сторон четыре форматных листа. Подпись, расшифровка подписи. А какая дата? В этих стенах без сна, смены дня и ночи потерял счёт времени. Впрочем, месяц известен, год тоже… Достаточно.

«Серый костюм» долго и внимательно изучал документ, постепенно искривляя губы какой-то плотоядной улыбкой, затем что-то сказал подполковнику и все ушли. Странно. Один, без охраны и наручников. Остаётся ждать…

Как-то непривычно - спокойно коридорный отвёл в камеру и молча защёлкнул замок двери. Теперь наверняка будут проверять достоверность написанного. Что ж: три часа на машине до завода, три часа обратно, час – полтора там. Итого имеем минимум семь часов на полноценный сон и отдых мозгам. Думать далее бесполезно, оглядываться назад тоже. Спать.

Сон, мгновенный и тёмный, как падение в шахту лифта, без ощущений и сновидений, такой глубокий, что пробуждение пришло лишь тогда, когда коридорный затряс за плечо. Дверь камеры открыта настежь, свет непривычно выключен, а на лице коридорного нечто, похожее на улыбку. Нет обычных команд, типа: «Волков! На выход! Лицом к стене! Руки назад!», молча идем мимо всех дверей наружу. Свет, даже северный, приглушённый бьет по глазам до головокружения. Путь в административное здание. Никаких вопросов и объяснений. Единственная информация – сон продолжался почти одиннадцать часов… Пластиковый пакет с личными вещами и документами, даже деньги все до копейки. Постановление с оглушающей формулировкой: «За отсутствием состава преступления…».

Слов извинений не слышно, да их и нет. Лязг замка на воротах за спиной, пешая дорога до автобусной трассы, морской вокзал и катер… Всё, как в тумане. Сорок пять минут рейса катером до Полярного и всё. Дальше, принципиально пешком, по знакомым улицам до дома!

Дверь квартиры встречает новым замком и отсутствием за ней признаков жизни. Там в камере он думал о возможности подобного итога, но не ожидал столь скорого Что ж, всё логично. В подобных случаях в СССР и пятьдесят лет назад, и позже было принято отворачиваться от таких, каким рисковал стать Волков…

Медленный путь на работу к жене (наверняка уже бывшей). Видимо, со стороны он напоминал, незаслуженно побитого пса. Военторг №….. Торговое объединение №….. Дверь кабинета с надписью «Директор», короткие и многозначительные шуршания шёпота работников… Немой и удивленный взмах ресниц навстречу, будто выходцу с того света и затем после паузы - явно нелепая, но всё объясняющая фраза:

- Знаешь, ты переехал. Вот адрес, ключ… Там в комнате нужен ремонт, но зато отдельная… Пойми, ведь мы же с тобой коммунисты. И я не могу иначе, как руководитель. Может ещё всё наладится… Да, с завода тебя уже уволили и в горкоме документы на тебя… А тебя совсем отпустили?

К чему ответные слова, раз в вопросе заключена подстраховка альтернативного ответа? Противно, и не более того. Видимо для каждого - своя цена совести, долга, своя цена партбилета…

Не будем оглядываться. Будем усваивать уроки!

[Александр Вашурин]

Володя,привет!Да здорово написано!

[Владимир Рыбальченко]

Еще раз, привет Саша! Да, крутая вещь! Многажды печаталась. И очень философская... Стас, кстати, загорелся и взялся за новую работу - мы наладили видеосвязь и обалдели от того, как мы постарели - о своих же. "Старый" успокоится. Следующему персонажу будет очень нелегко. В Стасе столько много энергии, но я ему, сука, припомню .

[Александр Вашурин]

Володя,привет.Жду новых рассказов от Стаса.Ему передавай привет.