СВВМИУ.ru

[Александр Филиппов]

В этом году 04 июля исполняется 50 лет подвига лейтенанта Б. Корчилова ( выпускник ВВМИОЛУ им. Дзержинского) и еще семи членов экипажа АПЛ К-19 при устранении радиационной аварии - течи первого контура.
Предлагаю всем сокращенную статью ( без иллюстраций) капитана 2 ранга Ашика Владимира Михайловича, члена МООВ ВМФ "Союз выпускников СВВМИУ " выпускника ВВМИУ им. Ленина Пушкина 1974 года) с разрешения автора, которая в ближайший месяц будет опубликована в одном из исторических журналов


Подвиг экипажа подводной лодки К-19.

Ашик В.М.

4 июля 1961 года исполняется 50 лет подвигу моряков реакторного отсека подводной лодки К-19. Об аварии К-19 написано, казалось бы очень много, но вспомнить о тех событиях необходимо, так как на вопросы, поставленные событиями тех дней, нет однозначных ответов.

Поход

Подводная лодка К-19 в 1961 году
В последних числах декабря 1960 года в Западную лицу в состав 206-й отдельной бригады ПЛ СФ из Северодвинска пришла первая советская ракетная атомная подводная лодка К-19 проекта 658 под командованием капитана 2 ранга Затеева Н.В.
Летом 1961 года на Северном флоте начинались учения «Полярный круг». По плану учений атомная ракетная подводная лодка «синих» прорывалась из северной Атлантики к берегам СССР для нанесения ракетного удара. Эту ПЛ должна была изображать К-19. В районе Шпицбергена лодку «синих» должны были перехватить и «уничтожить» дизельные подводные лодки проекта 613 из 14-й Отдельной бригады ПЛ СФ.
01 июля капитана 2 ранга Затеева Н.В. инструктировал лично командующий Северным флотом адмирал Андрей Трофимович Чабаненко. К-19, выйдя из Западной Лицы, должна скрытно от противолодочных сил НАТО перейти в Северную Атлантику и занять район ожидания. По приказу из Москвы пройти Датский пролив, обогнуть с севера архипелаг Шпицберген, незамеченной войти в Баренцево море и произвести пуск практической ракеты по боевому полю в Мешенской губе на Новой земле. Задача должна быть выполнена за месяц, во время похода соблюдать полное радиомолчание. Выход на связь только в исключительных случаях. На борту иметь полный боевой боекомплект, кроме одной практической ракеты.
18 июня 1961 года ровно 16.00 К-19 вышла из бухты Малая лопатка в Баренцево море. На борту 114 членов экипажа и 25 прикомандированных. Командир К-19 мастерски провёл К-19 через противолодочные рубежи НАТО и занял район ожидания южнее Гренландии.
30 июня капитан 2 ранга Затеев Н.В. получил шифровку: «Подводной лодке К-19 покинуть район ожидания и следовать по плану».
4 июля К-19 в подводном положении прошла Датский пролив и находилась примерно в 100 милях южнее острова Ян-Майен.

4 июля – 04 часа

На вахту заступила 2-я боевая смена. Все технические средства работают по штатной схеме. В 6-м отсеке в выгородке кормового реактора на трубопроводе, идущем от 1-го контура к датчику давления, появилась маленькая трещинка и в отсек ударила тонкая струйка пара. На пульте ГЭУ прибор показал, что давление в 1-м контуре – ноль.
В 04.07 в центральном посту на межотсечной системе связи «Нерпа» зажглась жёлтая лампочка: «Центральный – Пуль ГЭУ. Падает давление в первом контуре кормового реактора, сброшена аварийная защита, пущены подпиточные насосы, отключены рессиверные баллоны от компенсаторов объема. Остановлены главные насосы первого контура правого борта», - доложил вахтенный КГДУ Юрий Ерастов. В ЦП срочно вызвали капитана 2 ранга Затеева Н.В., и командир БЧ-5 капитан 3 ранга Козырев А.___. доложил командиру: «Авария кормового реактора. Сброшена аварийная защита. Опущены компенсирующие решётки. Циркуляционные насосы встали. Давление первого контура – 0 и поднять её не удаётся. Температура реактора быстро растёт. Предполагаю не герметичность первого контура, где разрыв пока не знаем».
Позднее, в акте Государственной комиссии было записано: «Разрыв трубки произошел вследствие нарушения технологии сварочных работ при монтаже трубопроводов первого контура».
Командир приказал объявить по кораблю радиационную опасность, аварийный отсек – реакторный и ушел на пульт ГЭУ. На пульте доложили, что разрыв произошёл в неотключаемой части 1-го контура, активность в 6-м отсеке растёт.
Командир вернулся в центральный и по громкоговорящей связи рассказал экипажу о том, что произошло.

4 июля – 05 часов

Командир приказал офицерам БЧ-5 собраться на пульте ГЭУ и доложить свои соображения. На совещании кто-то выказал самый пессимистичный прогноз: без охлаждения температура реактора превысит точку плавления урана и рубашек ТВЭЛов расплав начнёт скапливаться в нижней части реактора, что приведёт к ядерному взрыву.
Позднее физики академика Александрова рассчитали, что так как в ТВЭЛах находится не чистый уран и расплав будет перемешан с металлом рубашек ТВЭЛов, то ядерного взрыва при аварии реактора быть не может, но инженеры К-19 этого тогда не знали.
В инструкции по управления ядерным реактором было написано, что при разгерметизации 1-го контура необходимо отвести тепло, выделяемое ТВЭЛами, путем проливки или, прокачкой активной зоны реактора водой, но конструкция реактора не имела для этой цели специальной системы.
Встал командир 1-го дивизиона капитан 3 ранга Юрий Повстьев: «Единственно, что нас может спасти, - это подача воды в активную зону реактора». С ним согласились все. Других предложений никто не высказал. Правда, был ещё один вариант: не делать ничего. АЗ сброшено, компенсирующие решётки опущены. Может быть обойдётся. Но такого предложения на том совещании никто не высказал. Стали обсуждать, по какой схеме подать воду и готовить всё необходимое.
Командир 2-го дивизона Погорелов В.: «В Обнинске, при подготовке экипажа преподаватели знакомили офицеров с физической картиной подобной аварии. На заводе, командир БЧ-5 А. Козырев и командир 1-го дивизиона Юрий Повстьев предложили смонтировать аварийную систему проливки реактора. Строители согласились: «Да, действительно, такая система необходима. Но в рабочих чертежах такой системы нет, а самовольно менять рабочие чертежи никто не имеет права».

Командир БЧ-5 Козырев А., командиры 1-го и 3-го дивизионов Повстьев Ю. и Красичков М. разработали следующий порядок монтажа схемы проливки реактора: отвернуть заглушку «воздушника» на компенсирующей решетке и приварить трубопровод, который применяется для зарядки торпед воздухом давления. Затем приваренный трубопровод подключить к системе доливки АБ и закачивать в реактор дистиллированную воду. Выходить вода должна была через разрыв прямо в выгородку реактора. На случай воспламенения водорода выходящего из реактора подготовили средства пожаротушения. Ещё на заводе в Северодвинске командир БЧ-5 организовал подготовку трюмных реакторного отсека по сварке спецстали.
Контр-адмирал Рудаков В.А.(в 1961 году командир 1-го дивизиона ПЛ К-3) Ваш покорный слуга изобрел эту систему проливки во время швартовых испытаний ПЛ К-3 в Северодвинске. Обратным ходом пустить воду, через воздушник, компенсирующей решетки прямо внутрь реактора. Для этого нужно было подключить шланг питательного насоса, пустить обратным ходом воду внутрь реактора и сбивать температуру. Мы сделали это через судовую выгородку. Потом мы это дело внедряли уже на всех лодках. Трагедия К-19 заключалась в том, что офицеры дивизиона движения не участвовали, по вине покойного командира, в тех самых занятиях, что мы проводили с офицерами бригады лодок. Они стали изобретать велосипед в море. Не через судовую выгородку дали обратный поток, а полезли в реакторную выгородку, разрезали сам воздушник, начали варить и переоблучились.
Командир К-19 опять собрал офицеров БЧ-5 и после короткого совещания утвердил схему. Оставался последний вопрос, - кто выполнит эту работу. По типовому корабельному расписанию реакторы обслуживала группа спецтрюмных: лейтенант Борис Корчилов, главстаршина Рыжиков, старшина 1-й статьи Ордочкин, старшина 2-й статьи Кашенков, матрос Пеньков, матрос Савкин и матрос Харитонов.
Старшина команды 3-го дивизиона Кулаков: «Все хорошо понимали, тот, кто первым спустится в отсек, получит смертельную дозу облучения. Вызвался лейтенант Борис Корчилов. Молодой такой, симпатичный парень. С матросами только на «вы» – интеллигентный парень. Это было его первое «море» – на лодку пришел сразу после училища. С ним пошли еще несколько человек. Все из реакторной группы. Им никто не приказывал, сами вызвались».
Начать работы решили после всплытия и доклада электриков о готовности дизель-генератора. Руководить работой должны были: командир 1-го дивизиона Юрий Повстьев, командир БЧ-5 Анатолий Козырев и командир дивизиона живучести Михаил Красичков. Ни кто им не приказывал идти в реакторный отсек. Они просто пошли и сделали свою работу.

05.30

Капитан 2 ранга Затеев вернулся в ЦП.
- Доложить температуру реактора и уровень радиации в отсеках.
- Температура первого контура превысила 600°С. В ЦП 5 рентген в час, в турбинном отсеке - 20, в реакторном, - 50. Нарастает аэрозольная активность.
- По местам стоять, к всплытию! Акустик, прослушать горизонт! Приготовить шестой отсек к проведению аварийных работ по плану механика! Противопожарный контроль возлагаю на старшего помощника командира.

4 июля – 06 часов

06.05 Всплыли, море почти штилевое. Через несколько минут командир БЧ-4 принёс новую неприятность, - сопротивление изоляции длинноволновой антенны «Ива» - ноль, расколот изолятор антенны, это значит, что дальней связи нет. Осталась только маломощная аварийная КВ радиостанция, работающая на 100 миль. Командир спустился в рубку шифровальщика. На секретном бланке написал короткую радиограмму: «Имею аварию реактора. Личный состав переоблучен. Нуждаюсь в помощи. Широта 66° северная, долгота 4° западная. Командир К-19».
Электрики Стрелец, Калюжный и Токарь протянули от дизель-генератора в реакторный отсек сварочные кабели. Запустили правый дизель-генератор для работы в сварочном режиме.
В реакторном - до 100 рентген в час, в седьмом – 50, в ЦП - 25-30. Командир приказал перевести все механизмы на дистанционное управление и всем не несущим вахту выйти на носовую надстройку. Старпом начал готовить надувные плотики к спуску на воду.
Командир К-19: «Я подозвал к себе лейтенанта Корчилова, еще юношеское лицо, голубые глаза. Скольким девушкам кружили голову его пышные кудри?.. Что с ним теперь станется?!
- Борис, ты знаешь, на что идешь?
- Да, товарищ командир.
- Ну так с Богом!»

4 июля – 07 часов

Лейтенант Корчилов и первая аварийная партия, одетые в химкомплекты, включились в изолирующие противогазы ИП-46, и вошли в выгородку кормового реактора. Над реактором клубится пар. Температура в выгородке 60°С. Протянули к реактору трубопровод. Отдали заглушку воздушного спуска, в отсек вырвалось облако пара, кислород и водород. Начали сварку, сразу же голубыми вспышками стал возгораться водород. Пламя быстро потушили.
Вторая группа, капитан-лейтенанта Юрия Повстьева и третья группа главстаршины Бориса Рыжикова тоже в химкомплектах, ждали своей очереди.
Командир 2-го дивизона В.Погорелов: «Активность на крышке реактора, где им предстояло работать, уже достигла пятисот рентген в час. Ребята работали по два-три человека в группе. Но Борис Корчилов, как хозяин отсека, присутствовал все время. Очки масок быстро запотевали и ребята их стаскивали. Чем они дышали? Эту дьявольскую смесь уже и воздухом не назовешь - сверхрадиоактивная аэрозоль»
Контр-адмирал Рудаков В.А.(в те годы командир 1-го дивизиона ПЛ К-3) «Они начали героически бороться за живучесть реактора. Как? Помнили о той системе проливки, но не знали как это сделать. И полезли не в судовую выгородку, откуда безболезненно, не подвергая облучению себя, а полезли в реакторную выгородку, разрезали стояк воздушника из привода компенсирующей решетки. Т.е. сняли остаточное давление из активной зоны и начали этим всем дышать.
Распространили активность по всей лодке, не смотря на все принятые меры. Вот это неправильный, с точки зрения физической безопасности путь. Они плохо проанализировали, некогда было анализировать, но пошли по этому пути».
Командир К-19: «Ко мне на мостик поднялись дублер-стажер капитан 2 ранга Першин и мой замполит Шипов. Они потребовали, чтобы я повел корабль к острову Ян Майен и высадил экипаж на берег. Я ушам своим не поверил. Это походило на сцену из дурного пиратского фильма. Мне обещали бунт, арест… Я не сомневался в своих матросах, никто бы из них не поддержал заговорщиков…. Шла Холодная война, и высадку на остров, я расценивал как сдачу в плен, как прямую измену Родине, которая вручила нам свой единственный ракетный подводный крейсер.
Отправив «советчиков» вниз, я вызвал командира БЧ-2 капитан-лейтенанта Юрия Мухина и в присутствии старпома Енина приказал выбросить за борт все автоматы и пистолеты, кроме пяти «макаровых». Один взял себе, другими вооружились старпом, Мухин и представители штаба флота, посредники на учениях капитаны 2 ранга Василий Архипов и Николай Андреев.»

4 июля – 08 часов

Дизельные подводные лодки «красных» всплыли под перископ на очередной сеанс связи и через несколько минут командир ПЛ С-270 Жан Свербилов читал радиограмму командира К-19. Длина завесы несколько сот миль и только до одной ПЛ смогла «добить» слабенькая станция К-19. Жан подумал и дал команду: «Боевая готовность два. Офицерам и старшинам, свободным от вахты собраться во втором отсеке»
Когда все прибыли во второй отсек. Свербилов прочитал им шифровку и высказал свое мнение: - «Считаю, что наш долг идти на помощь товарищам. Кто против, прошу высказаться».
Против не высказался никто.
- «Ну раз так, штурман рассчитать курс в точку встречи. Боевая тревога. По местам стоять, к всплытию».
С-270 продула балласт и полным ходом пошла к предполагаемому месту встречи.
В 08.20 закончили работы на реакторе, и последняя группа вышла из отсека. Открыли клапана подачи воды. Управленцы замерли у приборов АСИТ.
Командир К-19: «Когда Борис Корчилов вылез из реакторного и стащил маску ИПа, на губах его пузырилась желтоватая пена. Его тут же вырвало. Мы все понимали - ребята конченные. Их смерть - вопрос нескольких дней. Чем облегчить их последние часы в этом мире? Я отправляю всю девятку в наш лодочный «рай» - первый отсек. Там самый низкий уровень радиации, да и попрохладнее, посвежее, чем в других отсеках. Прошу лодочного врача майора медслужбы Косача: «Доктор, сделай все возможное». И в глазах его читаю безнадежный ответ: «Медицина бессильна...» Чтобы снять нервное напряжение, а так же чтобы увеличить сопротивляемость организма облучению, разрешил личному составу выпить по сто граммов спирта»
Под воздействием спирта живая клетка подвергается меньшему возбуждению нейтронного или гамма-потока.
В 09.20 стрелка АСИТ медленно отошла от цифры 600°С. Вахтенный КГДУ доложил:
- Товарищ командир, показания температуры в каналах аварийного реактора вышли на уровень, контролируемый приборами пульта управления.
Командир К-19: Я принял решение идти на одном реакторе в тот район, где по плану учений должны были находиться наши дизельные подводные лодки. Полной уверенности в том, что мы их там встретим, у меня не было. Ведь завесу могли сместить на другие позиции.

4 июля – 10 часов

10.00 Командир спустился в первый отсек к облучённым.
Затеев: «На матрасах ничком лежат Корчилов, Ордочкин, Кашенков, Пеньков, Харитонов, Савкин. Лица распухли, губы вывернуты, глаза налились кровью. Несколько лучше чувствуют себя Повстьев, Козырев и Рыжиков.
Доктор Косач со своим санитаром трудятся, не покладая рук, пытаются хоть чем-то облегчить страдания обреченных. Хотя прекрасно понимают, что, ухаживая за пострадавшими, облучаются и сами. Позже станет известно: Корчилов получил пять тысяч четыреста бэр и потому сам стал интенсивнейшим источником облучения.
Почему должны гибнуть эти молодые, красивые, самоотверженные парни? Кто приговорил их к смерти - безалаберный сварщик? Непредусмотрительный конструктор? Плановик завода, убоявшийся отсрочки сдачи реактора? Кто?!! »
10.30 Температура в активной зоне аварийного реактора упала до двухсот пятидесяти градусов и более-менее стабилизировалась на этом уровне.

4 июля – 12 часов

В 12.00 сигнальщики С-270 обнаружили точку на горизонте. Подошли. Подводная лодка в крейсерском положении. До этого дизелистам не доводилось видеть первую советскую атомную ракетную подводную лодку. Для опознавания дали зелёную ракету. В ответ с рубки взлетел беспорядочный залп разноцветных ракет.
Командир К-19: «Не буду говорить, что я испытал, когда сигнальщик доложил, что видит цель и цель эта - наша дизельная подводная лодка».
Командир С-270: «Подошли. Весь экипаж на носовой надстройке. Трое лежат на носилках. Уровень радиации на расстоянии 1 кабельтов 0,4-0,5 рентген/час. У борта К-19 4-7 рентген/час».
«В какой нуждаетесь помощи» - прокричал Свербилов.
«Прошу принять на борт тяжелобольных и обеспечить связью с берегом. Моя станция вышла из строя» – ответил Затеев.
Пришвартовать С-270 к борту К-19 не удалось, - высокая океанская зыбь рвала канаты. Как переносить людей? Подводные лодки не возят с собой трапов. Трапы принадлежность пирсов и всегда остаются на берегу.
Свербилов предложил Затееву отвалить носовые горизонтальные рули и, подойдя к борту К-19, подвел под них носовую оконечность своей ПЛ. Первым на С-270 перебежал вполне здоровый человек, которого все приняли за матроса. По рулям перенесли на носилках трех человек: Бориса Корчилова, Бориса Рыжикова и Юру Ордочкина. Ещё 8 человек перебежали сами. Лица у переоблучённых были красными и раздутыми, точно их запекли в духовке. Через люк 1-го отсека пострадавших спустили вниз. Уровень радиации в отсеке подскочил до 9 рентген/час. Ребят раздели и одежду выбросили за борт. Уровень радиации стал 0,5 рентген/час. Врач С-270 Юрий Салиенко обработал каждого спиртом и одел в аварийное белье.
Перебежавший первым «матрос» передал Свербилову от командира К-19 секретный бланк шифрограммы для передачи на ФКП. Радиограмму передали и Свербилов попросили его отнести обратно бланк, как документ строгой отчетности. И услышал в ответ, что перед ним не матрос, а представитель одного из управлений штаба флота и обратно на аварийную лодку он не пойдет. Тогда ему приказали идти в первый отсек и находиться с тяжелобольными. Штабист ответил, что туда он тоже не пойдет и доложит командованию флота о самоуправстве командира. Свербилов вскипел:
- «Ваше неподчинение я расцениваю как бунт на военном корабле при выполнении боевой задачи. Всех присутствующих на мостике прошу быть свидетелями. Вызвать на мостик старпома».
Когда на мостик поднялся старпом Иван Свищ, Свербилов спокойно приказал:
- «Иван, вынеси пистолет на мостик и расстреляй бунтаря на кормовой надстройке».
Старпом молча полез в рубочный люк за пистолетом. Офицер штаба понял, что здесь не шутят, и, угрожая командиру доносами, поплёлся в первый отсек. Позднее, за этот поход он был награжден орденом.
Командир С-270 дал на ФКП радиограмму: «Стою у борта К-19. Принял на борт 11 человек тяжелобольных. Обеспечиваю К-19 радиосвязью. Жду указаний. Командир С-270».

4 июля – 14 часов

От Главкома ВМФ из Москвы и Командующего КСФ из Североморска пришли две почти одинаковые радиограммы: «Что вы делаете у борта К-19? Почему без разрешения покинули завесу? Ответите за самовольство».
Свербилов знал отношение начальства к слишком самостоятельным командирам и попросил Затеева составить подробную шифровку о состоянии К-19, чтобы передать на ФКП. Затеев написал новую шифровку и задал главный вопрос: как спасать переоблучённых?
Затеев вызвал Свербилова на нос для совершенно секретных переговоров. Экипаж отошёл к рубке. Только тогда Свербилов узнал подробности состояния К-19 и что Затеев ожидает взрыва реактора.
«Одно радует, калеками мы не останемся» – ободрил Свербилов товарища.
Решили: если появится американский военный корабль, то все перейдут на С-270 и К-19 они торпедируют. Свербилов перебросил Затееву свой вахтенный журнал и Затеев сделал в нём запись: «Командиру C-270. Прошу циркулировать в районе дрейфа К-19. Торпедные аппараты прошу подготовить к залпу. В случае подхода к АПЛ К-19 военно-морских сил вероятного противника торпедировать АПЛ К-19 буду сам. Командир К-19 - капитан 2 ранга Затеев».
Командир БЧ-3 С-270 Борис Антропов получил приказ подготовить две боевые торпеды. К счастью ни кораблей, ни самолётов противника в районе аварии так и не появилось.
На борт С-270 перевели всех, чье присутствие на К-19 не было необходимым. Перед тем как перейти на дизелюху людям приказали раздеться. Они шли по рулям голые, неся в руках большие мешки с секретной документацией и герметичный кранец с партийными и комсомольскими билетами и деньгами.

4 июля – 15 часов

Радисты С-270 перехватили шифровку от ФКП для ПЛ С-159 Григория Вассера и С-266 Геннадия Нефедова, они получили приказ следовать к аварийной ПЛ и помочь Свербилову снимать людей.
СПК К-19 Енин В.Н. «Примерно через шесть часов после монтажа системы проливки поступил доклад: - Растёт температура аварийного реактора. Я обратился к группе моряков, объяснил необходимость устранения неисправности, предупредил о тяжёлых последствиях. Вся группа изъявила желание добровольно идти в аварийный отсек. Со мной в отсек пошли Иван Кулаков и Леонид Березов. В отсеке быстро обнаружили трещину на крутом изгибе трубопровода, через которую вода, не доходя до реактора, выливалась в отсек. Наложили резиновые бандажи, предварительно сгладив изгиб трубопровода. Такой операцией нельзя было полностью устранить течь, но визуально наблюдали только слабые подтёки воды. С пульта дистанционного управления реактором получили сообщение, что температура в аварийном реакторе снова начала снижаться. Покинули отсек, загерметизировав его с внешней стороны. Через некоторое время почувствовали симптомы облучения - рвота, слабость, холодный пот. Держаться в рабочем состоянии помогал корабельный врач Алексей Косач. Подручных средств у него было немного, но, по крайней мере, нашатырный спирт взбадривал неплохо.»
Кулаков: «В отсек мы пошли вместе со старпомом. Я сам напросился на это задание. Считал, что лучше меня никто не сможет. Скажу честно: в реакторном я впервые ощутил жуткий страх. Шел словно в пасть к удаву. Я уже видел обожженные лица ребят из реакторной группы, знал, что такое атом. В отсеке никого нет. Только шум механизмов да хлюпанье воды под ногами. А я пошёл в одних тапочках. Мне надо было открыть клапаны осушения отсека. Кожу обжигает пар, дышать невозможно… нащупал клапан, открыл его и побрел по щиколотки в воде обратно. Потом снова опускался, еще один клапан заело.
Сколько пробыл в реакторном отсеке, не знаю. В голове пульсировала одна мысль: найти клапан, открыть его, а самому не споткнуться, не упасть в воду.
Эти два спуска обернулись для меня третьей степенью лучевой болезни, дозой свыше 500 рентген – мы тогда о бэрах ничего не слышали. Цифры эти я узнал позже, когда попал в Ленинград, в Военно-медицинскую академию»
На С-270 переправили Енина, Кулакова и Березова. Подводникам с К-19 отдали все койки, одели в аварийное и водолазное белье, на камбузе горячую пищу готовили только для атомоходчиков. Доктор Салиенко не отходил от больных. Матросы-торпедисты в первом отсеке кормили больных с ложечки.
От ФКП на С-270 начали приходить шифровки:
- «Опасаться провокаций со стороны американцев»
- «Сообщить списочный состав облучённых с указанием мест рождения»
- «Доложить военно-учётные специальности пострадавших».
- «Кто из экипажа может толково объяснить причины аварии?».
- «Давайте облучённым антибиотики, побольше свежих фруктов и натуральных соков».
Свербилов матюгнулся: «Где я посреди Арктики возьму свежие фрукты? У нас картошка давно закончилась.»
И самая долгожданная радиограмма: «Всем находящимся поблизости от места аварии кораблям идти на помощь К-19».

4 июля – 22 часа

Подошла С-159 Григория Вассера. На неё пересадили еще двадцать человек. На К-19 остались шестеро: командир, заместитель, шифровальщик, сигнальщик, электрик Виктор Стрелец и Владимир Погорелов. Через радиостанцию К-159 командир отправил очередную шифровку: «Принял решение покинуть корабль. В случае неполучения ответа эвакуирую экипаж в 24.00».

5 июля – 03 часа

Подошла С-266 Нефедова. Командир К-19 вместе с Владимиром Погореловым и Виктором Стрельцом в последний раз обошли весь корабль - проверили состояние отсеков, убедились, что не осталось никого из матросов. С ФКП пришло новое радио: «Всему экипажу К-19 перейти на С-270 и К-159 и кратчайшим путём следовать в базу. ПЛ С-266, отойти на 1 милю от К-19 и наблюдать за ней до прихода наших надводных кораблей». С-270, приняв 79 человек, легла на курс в базу.
Спустя сутки после начала аварии последние люди покинули К-19. Николай Затеев задраил рубочный люк своей ПЛ и последним сошёл на борт С-159 и ПЛ полным ходом пошла вслед за С-270. Необитаемая К-19 осталась под охраной Геннадия Нефёдова. Из Североморска к К-19 вышел эсминец «Сведущий» и спасательное судно «Алдан».
В Западной лице из лучших специалистов 1-й флотилии ПЛ СФ сформировали аварийную группу, которую принял на борт эскадренный миноносец и они срочно вышли к аварийной ПЛ.
В Североморск, для расследования причин катастрофы прибыла правительственная комиссия. В нее входили председатель Государственного Комитета Совета Министров СССР по судостроению Бутома Б.Е., директор Института атомной энергии академик Александров А.П., Главнокомандующий ВМФ адмирал Горшков и другие. В распоряжение комиссии выделили миноносец, и комиссия сразу вышла в море встречать К-19.

6 июля – 03 часа

Из штаба СФ командирам С-270 и С-159 пришла шифровка: «Вам навстречу вышли три миноносца. При встрече пересадить экипаж К-19 на эти корабли и следовать в Полярный».

7 июля

На третьи сутки оператор «Наката» доложил, что С-270 отслеживают локаторы. Решили, что это наши корабли, пошли к ним навстречу и вскоре обнаружили три эсминца. Свербилов передал по УКВ, что при такой волне подойти к борту не сможет. Командир отряда ответил, что имеет категорическое приказание комфлота принять людей. В это время на мостик вышел доктор Юра Салиенко и сказал: «Товарищ командир, они загибаются, я делаю все, что могу». И тогда Свербилов принял решение подходить. По УКВ передал, чтобы «Бывалый» лег на курс против волны, а второй миноносец прикрыл корабли с носа, встав лагом к волнам.
Надводники подготовились к встрече капитально. На «Бывалом» швартовая команда одета в химкомплекты и противогазы, даже командир. С миноносца прямо на ограждение рубки подали сходню. Первым на борт миноносца перебежал представитель штаба флота, тот самый, что угрожал Свербилову. С лодки на корабль передали 30 человек, когда прикрывавший их с носа носа миноносец, стал наваливаться и «Бывалый» отошёл от С-270. На мостик С-270 поднялся командир БЧ-5 Анатолий Феоктистов и доложил, что на качке заполнились ЦГБ левого борта и запас остойчивости остался не более 7-8%. Манёвр решили не повторять, и «Бывалый» полным ходом пошёл в Полярный.

8 июля

Погода стала улучшаться. ПЛ получили приказ пересадить оставшихся людей на миноносцы в районе Нордкапа. Подойдя к точке встречи, обнаружили два миноносца.
Свербилов предложил командиру одного из миноносцев пересадить людей в ближайшем фиорде на спокойной воде. Вошли в узкий фиорд в районе Нордкина, С-270 ошвартовалась к миноносцу, а второй миноносец спустил шлюпки и принял людей с С-159.
После приёма экипажа К-19 миноносцы полным ходом пошли в Полярный, а С-270 и С-159 начали дезактивацию отсеков. Мыли борта, переборки, настилы, приборы. При подходе к Кольскому заливу все посты без запроса поднимали лодкам сигнал «Командиру «добро» на вход».

9 июля

Первым в Полярный пришёл миноносец с экипажем К-19. Доклад капитана 2 ранга Затеева мрачно принял лично Командующий Северным флотом адмирал Чебаненко А.Ф., и прямо с пирса весь экипаж отправил в госпиталь. На стадионе приземлились два вертолета. В них погрузили тех кто работал в 6-м отсеке. При взлёте, один из вертолётов снесло ветром, хвостовым винтом он зацепил транспарант «Море любит сильных» и рухнул на колеса. К счастью никто не пострадал. Носилки с шестерыми облучёнными, на катере Командующего СФ доставили в Североморск, а оттуда самолетом в Ленинград в Институт биофизики.
С-270 и С-159 встречал начальник штаба Северного флота Анатолий Иванович Рассохо. Экипажи лодок поблагодарили за службу и отправили в баню. Санобработкой руководил флагманский химик Северного флота капитан 1-го ранга Кувардин, а девушка-регистратор записывала показания бета-гамма-радиометра.
Свербилов: «Первым из мыльной вышел наш радиометрист — старшина 2-й статьи Боков. Он подошел к столу, замерили его уровень — 2700 по бета-частицам. «Сколько у него?» — спросил Кувардин. «2700», — ответила девушка. Кувардин хлопнул Бокова по мокрому плечу и сказал: «Повезло тебе, парень! 3000 — норма». Когда у следующего оказалось 4200, Кувардин и его ободрил, сказал, что норма — 5000. У нас, у офицеров, стоявших на мостике, уровни по бета-частицам в районе щитовидной железы были от 8000 до 11500».
У экипажей отобрали одежду и выдали белые матросские робы. Так как база подводных лодок находилась в Гремихе, то для экипажей С-270 и С-159 подогнали, специально освобождённую для них, плавбазу «Пинега». К офицерам пришли друзья с подводных лодок, принесли спирт, закуску. Всех интересовали подробности. Много говорили, пили и пели в ту ночь. Все были горды, что сделали святое дело.
К-19 - буксировка
Первыми к подводным лодкам К-19 и С-266 подошёл эсминец «Сведущий» спасательное судно «Алдан». Погода испортилась. Покидая корабль, экипаж К-19 оставил вертикальный руль в положении на «левый борт» и буксировать лодку было невозможно. Необходимо было установить руль в положение «0». Добровольцев из экипажа миноносца нашлось немало, но пошли старший матрос Давид Дрибинс и матрос Владимир Шеин. Они спустились в К-19 и за 10 минут установили руль в нужное положение. Корабли взяли курс на Кольский полуостров.
Вскоре к ордеру присоединился эсминец с офицерами 1-й флотилии. Специалисты хотели сразу начать работы на К-19, но капитан 1 ранга Васильев приказал ожидать подхода Государственной комиссии.
После подхода к ордеру миноносца с Государственной комиссией на его борт для инструктажа поднялись специалисты 1-й флотилии ПЛ СФ. Они должны были осмотреть К-19 и доложить: можно ли её буксировать дальше или затопить прямо здесь в океане.


Буксировка К-19 спасательным кораблём «Алдан»
Старший группы капитан 3 ранга Рудаков В.А. доложил Государственной комиссии план действий: на К-19 переправляются две аварийных партии. Рудаков В.А. с аварийной партией спускается в лодку через кормовой люк, а через люк 1-го отсека аварийная партия Марата Васильевича Прейдидорога. Обе группы осматривают лодку, идя навстречу друг другу, и встречаются в ЦП. Александров сказал:
«Ради бога ничего не делай с первым контуром, если насосы работают, может на батарее сидят, путь работают, если стоят, пусть стоят. Я опасаюсь, что он может пойти мгновенно». Александров, как и командир К-19 не исключал возможности ядерного взрыва.
Контр-адмирал Рудаков В.А. На лодке мы пробыли два часа. Впечатление неплохое. Темнота конечно. Ничего не видно. Только фонарики. Подошли к люку кормовому. Активность у люка около 20 Рентген. Открыли. Стравили. Активность увеличилась. Мы были в изолирующих костюмах. Когда спустились в 9 отсек, там сразу увеличилась активность. На переборке турбинного отсека, за пультом управления затормозили линию вала, чтобы при буксировке не было пожара, проверили состояние всех систем. Проверили в носу вентилирование аккумуляторной батареи, схема была собрана правильно, воды ни куда не поступало.
Но на переборке турбинного отсека активность зашкаливала за 100 Рентген и что самое плохое горячая вода проникла из реакторного через сальники в трюм 7 отсека и она оказалась очень высоко активной. Дозиметристы сказали, что ни в коем случае дальше идти нельзя. Там мы получим радиоактивные ожоги. Ограничились пультом. Сходили не зря. Не было повышения температуры в реакторном и турбинных отсеках. Пришли к выводу, что лодку буксировать можно. Поднялся на мостик и доложил в мегафон. Пошли в базу.

После возвращения капитан 3 ранга Рудаков В.А. поехал в госпиталь, переговорить с участниками трагедии.
Контр-адмирал Рудаков В.А. Кое-что мне надо было узнать. Спросил я у Рыжикова. Какое давление было когда сбросили АЗ. Около 80 кг. Ты не ошибаешься? Нет. Как потом разобрались лопнула импульсная трубка и прибор показывал ноль. А так давление еще держалось. Оно долго держаться не могло Компенсаторы объема уровень просадили. но в тот момент когда сбрасывалась аварийная защита давление было.
Спасатель «Алдан» привёл К-19 в бухту Малая Лопатка и поставили на стенд СБР. Все имущество с К-19 выгрузили на старую баржу. Никаких предупреждений об опасности, не вывесили. Недалеко работали военные строители. Скоро солдаты узнали, что на старой барже лежат без присмотра: копченая колбаса, сыр, шоколад, консервы, галеты, вобла и прочие деликатесы. У военных строителей был большой пир. Об их дальнейшей судьбе ничего не известно.
А в это время на плавбазе заседала государственная комиссия. Действия личного состава оценили как правильные и мужественные. После этого надо было решать, что делать с лодкой.

Вспоминает капитан 1 ранга Заводский Н.А. «...В трюме реакторного отсека лодки находилось около полутонны радиоактивной воды».
Сидят мужики на плавбазе и думают, как быть. Средств для откачки нет, сосудов, чтоб спрятать эту воду и захоронить, тоже нет. Нашли выход: к борту ПЛ подогнать плавучую цистерну для транспортировки масла объемом двадцать кубических метров .
Решено было вручную с помощью обыкновенных пустых консервных банок, закрепленных на палках, черпать воду из трюма и выливать в бочку-цистерну.
А кто будет черпать? Людям, находиться в отсеке, можно было не более десяти минут. Черпать будут матросы, служившие на берегу в различных подразделениях. Прогнали через эту операцию почти весь рядовой состав береговой службы и всех черпальщиков отпустили в отпуск.
Затем Государственная комиссия разъехалась, а капитану 1 ранга Заводскому приказали: «Ищи, начальник, посудину, чтоб в нее по науке можно было закачать воду, разбавить ее шестикратно в геометрической прогрессии и вылить потом в мировой океан».
Пятьсот литров возвести в шестую степень это сотни тысяч тонн. На береговой базе нет таких ёмкостей, но на другой день Заводский доложил: «Нашел решение. В бочку через горловины загрузить две глубинные бомбы, отбуксировать бочку с бомбами в океан и там взорвать, все разбавится и перемешается».

Рубка К-19 готовится к установке в Снежнегорске
Рассохо говорит: «Поезжай и загружай бомбы в емкость. Ты придумал, ты и делай»
Погрузили две глубинные бомбы в емкость и бочку потащили, но в море штормовая волна оторвала бочку, и её понесло к нашему берегу. Заводский приказал расстрелять бочку. Бочка затонула, глубинные бомбы взорвались и всё перемешалось до допустимых норм.
После удаления радиоактивной воды К-19 отбуксировали в Северодвинск, отмыли и 10 мая 1962 года её начали переоборудовать по проекту 658М. Реакторный отсек вырезали, и заменили на новый, а залитый цементом аварийный отсек в 1965 году затопили в бухте Абросимова на Новой Земле.
С-270 тоже нуждалась в ремонте, но завод отказались принимать лодку, так как в 1-м отсеке рабочие могли находиться 20 минут в смену, во 2-м — 1 час, в ЦП — 2 часа. Экипаж снял с лодки весь линолеум, дерево и ободрал краску, только тогда С-270 встала в док.
В 1991 году К-19 списали и поставили в отстой.
В 2003 году на СРЗ «Нерпа» К-19 разделали на металл. Рубка ПЛ установлена в городе Снежногорск.

Выздоровление экипажа

Командир и замполит С-270 навестили экипаж К-19 в Госпитале:
- «Что делать с партийными, комсомольскими билетами и деньгами, из герметичного кранца?»
- «Документы в политотдел, а деньги ребятам в госпиталь», - сказал старпом Енин В.Н.
Свербилов: «Когда мы с Сафоновым положили стопку партийных и комсомольских билетов на стол начальнику политотдела соединения капитану 1-го ранга М. Репину, он посмотрел на них как на неразорвавшуюся гранату. «Зачем вы их сюда принесли?» — спросил он. «А куда мы должны их принести?» — спросили мы. Тогда он вызвал молодую вольнонаемную секретаршу и приказал запереть их в сейф. Дальнейшая судьба этих партбилетов мне не известна».
В госпитале офицеров К-19 собрал начальник политуправления Северного флота адмирал Бабушкин, он был строг:
- «Да, возможно, некоторые из вас действовали героически, но со всеми этими событиями ещё надо детально разобраться…».
В этот день умерли Борис Корчилов, Юра Ордочкин и Женя Кашенков, через 2 дня умер Коля Савкин, потом Валера Харитонов, Семён Пеньков, Боря Рыжиков и последним умер командир 1-го дивизиона Юрий Николаевич Повстьев.
Пятерых героев похоронили в Москве, на Кузьминском кладбище недалеко от входа. Тела Корчилова и Повстьева, по просьбе родных перевезли в Ленинград и похоронили рядом на Красненьком кладбище, а Бориса Рыжикова родные похоронили в Зеленогорске. На всех могилах установили одинаково скромные чёрные гранитные памятники.
28 августа 1998 года умер командир К-19 Николай Владимирович Затеев и по его завещанию похоронен на Кузьминском кладбище, рядом со своими ребятами, а могилы объединили мемориалом в виде стилизованной подводной лодки. На памятнике надпись:


В. Погорелов: «Индивидуальных дозиметров у нас на лодке не было, и оценка степени поражения проводилось уже в госпитале. Полученная мною доза, например, составляла 200-250 бэр. Я был отнесён к средней группе пострадавших. Первое время наше состояние было более или менее нормальным, а потом вдруг резкое ухудшение. Врачи стали нас перепроверять - у всех было обнаружено лавинообразное падение количества лейкоцитов в крови. Я был среди тех, которые температурили, потели, но могли ходить, и однажды вместе с Саней Ковалёвым рванул к нашим в академию. На такси, в госпитальной одежде. Зашли в палату к Ване Кулакову. Он нас не узнал. Голова совершенно лысая, ногти сошли, к носу подведены трубки (так его кормили). Укол ему сделают - а кровь не сворачивается. «Дырочку» от иглы медсестра заклеивала пластырем. Врач нам сказал: «Состояние крайне тяжёлое. Вызвали родных прощаться»... А перед тем как с нами всё это случилось, газеты писали, что французские медики сделали подсадку костного мозга югославским атомщикам. Наши врачи тоже решили попробовать. И удалось: спасли шестерых! Случай с Кулаковым - вообще уникальный. Иван получил около 600-700 рентген. Выжил чудом! Спустя девять лет после аварии женился. У него сын и дочь... Что же касается остальных, то около полугода нами занимались медики: госпиталь, санаторий, потом снова госпиталь. На военно-врачебной комиссии всем нам записали один и тот же диагноз - «астеновегетативный синдром» (так тогда маскировали лучевую болезнь). После комиссии одни продолжили службу, других уволили на «гражданку».
Кулаков: «Дальнейшее помню очень смутно. «Мои рентгены» разбушевались. Начало мутить, тошнота, рвота, невыносимые головные боли, начал терять зрение. Отпечаталось, только как со мной возился наш корабельный доктор и начхим. Помню, как перевезли часть экипажа на эсминец. На эсминце получил квалифицированную помощь. Раздели догола и в душ. Смыл с себя всю грязь, вышел из-под воды, а прибор в руках дозиметриста как трещал, так и трещит. Снова под воду. И опять тот же результат – стрелка зашкаливает. Смывай, не смывай, а светился, как оказалось я весь – от головы до пяток»


Могила Корчилова и Повстьева на Красненьком кладбище в Санкт-Петербурге
Кулаков: «Доставили в госпиталь. Тошнота и боли немного прекратились. Врачи объяснили: начался скрытый процесс. Никто из флотских медиков тогда не знал, с чего начинать. Как лечить острую форму лучевой болезни? Посовещались и прямо из госпиталя отправили парней из реакторной группы в Москву, к доктору Гуськовой. Помните, после Чернобыля в печати часто мелькала фамилия профессора Гуськовой? Да, это была она, в то время молодой врач, молодой специалист в области радиологической медицины.
Ну а тех, кто «схватил» радиации поменьше, - в Военно-медицинскую академию. Кое-кто на нас смотрел подозрительно. Зачем, мол, этих подводников лечить, если они вон какие веселые, шутят. За младшим медперсоналом не прочь приударить.
Но скрытый период болезни очень быстро прошел, и наступили кошмарные дни. Я «сдался» первым – самую большую порцию бэров, как оказалось, прихватил. Адские боли сковывали тело. Казалось, кто-то выкручивает кости. Начал терять сознание. Сутками напролет около меня дежурили врачи.
Родителям моим отправили телеграмму. Без всякой дипломатии, открытым текстом сообщили: так мол и так, сын ваш в тяжелейшем состоянии, немедленно приезжайте, если хотите застать его живым».
Кулаков: «С того света меня вытащил врач Григорий Ильич Алексеев. Сейчас он профессор, доктор наук, а тогда только начинал. Я поклялся на операционном столе, что, если выживу и у меня будет сын, назову его Григорием. Обещание не сразу, но выполнил. Сейчас утверждают: наши врачи мало умеют, больных надо вести в Штаты или ФРГ, платить за лечение валютой. За двадцать пять лет до Чернобыля Алексеев сделал мне переливание крови и пересадку костного мозга. Выполнил все, видимо удачно, потому что я сразу почувствовал облегчение. Мне вновь захотелось жить. Донорами моими стали курсанты ленинградских училищ, друзья-моряки. Во мне течет их кровь. Я живу с их костным мозгом.
Постепенно стал выкарабкиваться. В госпиталях провалялся месяцев девять, потом отправили на юг в санаторий. Здесь стали отрастать волосы. Курчавым стал. Ребята дергали, не верили, думали парик»
В. Погорелов: «Меня списали на берег и назначили начальником учебного центра Первой флотилии атомных подводных лодок. Он тогда ещё только строился. Два с половиною года руководил этим центром, а затем был переведен в Киев. Работал в системе военной приёмки. В 1982 году в звании капитана 2 ранга ушёл на пенсию. В начале 90-х годов вместе со своими товарищами-конструкторами создал малое предприятие. Занялись разработкой компьютерных комплексов для оценки профессионально важных психофизиологических качеств специалистов операторской деятельности. Так что я при деле. В начале 90-х годов был признан пострадавшим от радиационной аварии, а в позапрошлом году получил статус ликвидатора аварии на ЧАЭС».

Кулаков: «Меня комиссовали «подчистую». Дали вторую группу инвалидности, определили пенсию в размере 28 рублей плюс еще 4 рубля старшинских. Поехал к брату на Украину. Здоровье вроде бы пошло на поправку. Попробовал устроиться на работу, куда там. Кадровики открывали мою медицинскую книжку, видели астенический синдром и тут же выставляли за дверь. Лучевая болезнь в те годы тщательно скрывалась. О ней упоминали полушепотом в госпитальной палате. Вышел за ворота – забудь чем был болен! Государственная тайна. Написал я отчаянное письмо начальнику политотдела Кузьминчуку, хороший мужик был, матроса уважал. Спросил его совета: что мне, мол, делать, может воровать? Подайте Христа ради бывшему подводнику. Кузьминчук, добрая душа, на медиков нажал, договорился, что меня переосвидетельствуют. Так я снова на флот попал. В море не пустили, да я и сам не рвался. Назначали начальником тренажера по подготовке подводников. В этой должности я прослужил до выхода на пенсию».

Награждение.

В. Погорелов: «5 августа 1961 года - в один день с указом о присвоении звания Героя Советского Союза космонавту Герману Титову - был подписан и указ о награждении личного состава нашей лодки. Документ был секретным, в открытой печати, не публиковался. 49 человек были награждены орденами и медалями, остальных поощрили грамотами министра обороны, командующего флотом и ценными подарками. Все награды оказались на ступень ниже, чем те, о которых ходатайствовал командир. Троих из наших погибших ребят он подавал на звание Героя, но видно кто-то из руководства решил по-своему. Самого Затеева командование флотилии представляло к ордену Ленина, а по указу он получил орден Красного Знамени. Меня наградили орденом Красной Звезды».
При награждении подводников командир Ленинградской военно-морской базы адмирал И. Бойков сказал: «Ну что вы там героями себя считаете? С трамваем у нас в Ленинграде тоже аварии случаются».
В 1970 году от последствий облучения умер командир БЧ-5 капитан 1-го ранга А. Козырев. Володе Енину, который ходил в отсек вместе Кулаковым, дважды меняли костный мозг.
Командованием Северного флота командир С-270 был представлен к званию Героя Советского Союза, но глава государства, написал на представлении к званию: "Мы за аварии не награждаем!" Свербилов вместо звания Героя Советского Союза получил именные часы. Они сломались на второй день.
Жан Михайлович Свербилов, умер 1 сентября 1991 года в возрасте 64-х лет и похоронен на одном из кладбищ Санкт-Петербурга.
Правительственная комиссия признала конструктивные недостатки атомных реакторов. На всех действующих и проектируемых реакторах подобного типа были установлены штатные системы аварийной проливки.
_________________
Железный Феликс

[Игорь Курдин]

Жан Свербилов похоронен на Серафимовском мемориальном кладбище на Аллее Героев, недалеко от "Комсомольца". Сбор первого экипажа К-19 назначен на 4 июля в Москве, Кузьминское кладбище. Меня пригласили и я там буду. Однако в СПб останутся те члены экипажа, кто не сможет поехать в Москву.. Почему бы Питерской организации СВВМИУ не организовать это здесь? Клуб готов помочь...

[Александр Филиппов]

[Лачин Геннадий Иванович]

Игорь Кириллович, а во сколько встреча?
Планирую быть
Лачин Геннадий
_________________
Лачин Геннадий из дома. Не путать с Домом 2.

[Игорь Курдин]

Встреча в Москве в 11.45 на Кузьминском кладбище

[Александр Филиппов]

Дорогие друзья!
4 июля отмечается 50-ая годовщина подвига экипажа ПЛ К-19, который ценой жизни восьми своих членов и здоровьем многих из них остановил развитие первой в истории радиационной аварии на подводных лодках. Первыми в реакторный отсек шагнули на верную смерть офицеры - выпускники ВВМИОЛУ им.Дзержинского Борис Корчилов и капитан 3 ранга Юрий Постьев.
в 10 часов 30 минут 04 июля 2011 года у Красненького кладбища у церквушки в Санкт-Петербурге ( м. Автово) объявляю сбор членов Союза выпускников Севастопольского ВВМИУ, выпускников ВВМИОЛУ им. Дзержинского для участия в церемонии и панихиде по погибшим у могил Корчилова и Постьева.
Будут члены экипажа К-19 ( которые смогут придти), родственники погибших, руководство и учащиеся школы, где учился Корчилов, действующие офицеры из ВМИИ.
В СМИ будет дан пресс -релиз об этой акции с кратким описанием подвига экипажа К-19
_________________
Железный Феликс

[Гриднев Олег]

НАШ ДОЛГ ПОМНИТЬ О НИХ!
Вечная память героям- подводникам ВМФ России!!!

[Александр Филиппов]

Сегодня в 11.00 на Красненьком кладбище Санкт-Петербурга состоялась церемония, посвященная подвигу экипажа АПЛ К-19 4 июля 1961 года.
На церемонии присутствовали должностные лица Правительства Спб .-Председатель комитета по социальной политике, глава администрации Кировского района, члены Союза выпускников СВВМИУ, представители военно-морских учебных заведений и ветеранских организаций, родственники погибших подводников.
От входа на кладбище до могил героев Б.Корчилова и Ю.Повстьева ( более 1 км) участники мероприятия прошли строем во главе с ротой почетного караула специального подразделения Западного военного округа и оркестром ВМИИ. Шли под знаменами ВМФ под барабанную дробь.
Памятный митинг открыл Председатель Совета Союза МООВ ВМФ "Союз выпускников СВВМИУ". После исполнения гимна РФ (Советского Союза) слово было представлено Ржаненкову А.Н.,Председателю Комитета по социальной политике Правительства СПб. Затем выступили представители ветеранских организаций, директор школы , где учился Б.Корчилов. Последним сказал слово родственник Станислав Корчилов- племянник Бориса Корчилова.
Отец Валерий отслужил панихиду по погибшим героям К-19, после чего торжественно представители роты почетного караула возложили венки на могилы подводников от Правительства СПб, администрации района и Союза выпускников СВВМИУ,Играла траурная музыка.После этого под звуки "Усталая подлодка" рота почетного караула прошла мимо могил Б.Корчилова и Ю.Повстьева.

Мы помянули Героев, которые формально не стали Героями.
Наш долг эту несправедливость устранить.

Выражаю искреннюю благодарность за совместное с Союзом участие в памятном митинге представителей Международной ассоциации общественных организаций ВМФ и подводников (Шаров А.И.), Комитета ветеранов подразделений особого риска во главе с председателем Бенциановым В.Я, ветеранов ВМФ из СВВМИУ, ВМИОЛУ им. Дзержинского, ВВМИУ им.Ленина, ВВМУПП им Ленинского Комсомола, родственников подводников АПЛ К-19,руководителей и учителей школы №5, где учился Б.Корчилов.

Отмечаю уважение, проявленное к памяти героев К-19, со стороны Председателя комитета по социальным вопросам Правительства СПб. А.Н. Ржаненковым и Главы администрации Кировского района Спб.

Отдельное признание отцу Валерию за внимательное и душевное участие в мероприятии.
Отдельное спасибо Курдину И.К. (Спб. Клуб моряков и ветеранов-подводников) за сотрудничество при подготовке мероприятия.

Репортаж СТО -ТВ о К-19
http://www.tv100.ru/news/50-let-so-dnja-odnogo-geroizma-42503/
Может не все точно и корректно журналисты передали ( свидетельствую) о том, что мы пытались поведать, но ОНИ ИСКРЕННЕ старались- это я почувствовал
_________________
Железный Феликс

[Сивов Леонид]

В Москве на Кузьминском кладбище также проходил митинг,посвященный 50-летию аварии на К-19.Выступали адмирал флота Чернавин,командир К-19 контр-адмирал Бекетов,депутат ГД Левичев от "Справдливой России",клуб юнных моряков из Нижнего Тагила,делегация школы из Ярославля,в которой учился Харитонов,члены экипажа и родственники.Членам первого экипажа были вручены памятные медали "К-19" и вымпелы.
У памятника стоял почетный караул из морпехов.Под военный духовой оркестр возложили цветы.Надеюсь подробнее расскаже И.К.Курдин,тем более,что у него был фотоаппарат...